Жена по завещанию (СИ)

— Юлия. - выдает глухо, рычит буквально, а я делаю шаг в сторону Юсупова, ощущаю на себе его ярость, но и сама иду напролом.

Мне с ним пять лет жить. Иначе он со свету моих родных сживет, но быть половой тряпкой под ногами миллиардера и его фифы я не собираюсь.

Мне с ним пять лет жить. Иначе он со свету моих родных сживет, но быть половой тряпкой под ногами миллиардера и его фифы я не собираюсь.

— Ты пришел сюда. В мою спальню, чтобы обговорить правила. Я поняла. Тогда слушай и мои.

Рык выходит из груди Игната, а затем он меня пятерней за шею хватает и к стене припечатывает. Чувствую себя бабочкой, которую на иглу посадили, прошили насквозь. От страха слезы на глазах наворачиваются.

— Ты смеешь ставить ультиматумы мне?! — спрашивает с таким пылом и прижимается, а я дрожать начинаю.

Смотрю в красивое наглое лицо миллиардера, рассматриваю расширенные зрачки, острые скулы, об которых порезаться можно, и тяжелый подбородок, говорящий о сложном характере, и понимаю, что все равно отступать нельзя.

Нельзя сдаваться и позволить Игнату себя уничтожить, а ведь он уже это делает.

Ломает. Подчиняет.

И я чувствую себя куклой, марионеткой, которую привязали леской и дергают, а эта несчастная кукла сопротивляется, и чем сильнее она это делает, тем болезненнее впиваются в кожу струны, за которые тянет кукловод.

Сглатываю едкий ком и все равно смотрю в упор.

— Как и ты. Ведь пришел сюда отдавать приказы. Так вот, господин миллиардер, спешу заметить, что я человек и не смогу принять то, к чему ты хочешь меня подвести.

Глава 12

Игнат Юсупов.

— Сделка на этапе подписания. Морозить нельзя. Влетим на лямы неустойки, —выговариваю жестко и бросаю телефон.

Башка болит так, что кажется, виски скоро проломит. Поднимаюсь и иду к бару.

Наливаю себе щедро спиртного, хотя обычно предпочитаю быть трезвым, но тут. Без градуса не разобраться... со своими тараканами и мыслями.

Дорога от адвоката до особняка прошла как в тумане. Я позволил эмоциям выйти из-под контроля. Вспоминаю глаза Юли, которая жалась к двери, боясь, что и ей прилетит.

С каждой секундой все больше убеждаюсь, что эта девочка действительно не знала ни о завещании, ни о решении моего деда.

`Она вообще бежала от меня, как от черта, а я рассматривал ее задницу и длинные ноги, которыми она лестницы перебирала..и пытался понять, почему именно она.

Что такого в ней есть?

НУ, симпатичная. Учится хорошо. Обычная.

При близком общении сам вижу, что есть в этой малышке что-то цепляющее, но...

Этого, мать твою, слишком мало! Чтобы решить меня с ней связать на пять лет и заковать в кандалы.

Башка взрывается новой порцией боли. Сжимаю пальцы в кулак. Делаю обжигающий глоток.

Никак не могу принять факт того, что меня принуждают. Млять. Меня! Игната Юсупова прогибают и кто?!

Собственный дед! Человек, который всегда был авторитетом, которого ценил и любил.

а его уход воспринял так тяжело. потому что единственный близкий ушел. Единственный, кто дорог был. Кто остался после аварии, в которой я потерял всех.

Я переехал к деду. Он забрал меня к себе. Я еще в детстве был одиноким волчонком, жестким и резким, не подпускающим к себе. Когда получил травму, когда долго молчал, а потом заговорил.

Было сложно. Язык не слушался и часто я картавил, не выговаривал всех букв, но все психологи говорили о том, что для адаптации мне нужно идти в школу, общаться со сверстниками, переходить барьеры.

Дед согласился. Я пошел в закрытую элитную помойку. Где от гопоты многих учащихся отличала лишь брендовая одежда и наличие охранников и водителей.

Те же мухи, только в другом ракурсе. И я помню, как в начале обучения в этой самой школе для богатых и влиятельных отпрысков меня решили потроллить..

Дети жестоки. Они не прощают непохожесть и слабость. Но тут. Зарвавшийся баран выше меня в росте примерно на полторы головы просчитался.

Пришлось немного подрихтовать манеры.

Выбитая челюсть старшеклассника, перелом носа.

Я был на грани исключения... сидел в кабинете, ожидая решения директора. Тогда дед приехал, сел передо мной и посмотрел в глаза.

— Почему ты избил того парня? — задал вопрос совершенно спокойно, он вообще всегда был крайне терпеливым и взвешенным. Потом я узнаю, что взрывной характер был и у него, просто Альберт Генрихович умел гасить в себе порывы.

Помню, как сжал кулаки и прошептал отчаянно:

— Он издевался надо мной. Называл калекой. И сказал, что я выродок. И..я не жалею.

Надо было вообще его с лестницы спустить, чтобы знал, каково это — хотеть пошевелиться и не суметь.

Дед кивнул и встал. Больше ничего не сказал. Меня оставили в школе. Не исключили.

Дело замяли. Но одноклассники начали сторониться меня. Называть бешеным псом за глаза, потому что в глаза сказать такое больше никто не рисковал.

Помню, как потом сам пришел к деду. Я знал, что для того, чтобы спасти меня, он многим пожертвовал. В том числе и крупным денежным чеком в фонд школы.

— Дед. Прости меня. Не за то, что я того урода отмутузил, а за то... что пришлось тебе за меня отвечать. Не повторится это больше.