Жена поневоле

Он чувствовал себя рядом с ней не взрослым серьезным мужиком, а неуверенным разнюнившемся подростком, пытающимся загладить перед ней свою вину за ее несбывшиеся надежды и боящимся потерять ее навсегда. Она же просила его стать умным и честным, смелым и заботливым, уверенным и добрым… ей был нужен именно такой идеальный мужчина, который стал бы для нее единственным, без которого она не смогла бы дышать. Так она сказала… Еще она просила его забыть прошлое и жить настоящим, а он не смог этого сделать и все вспоминал и вспоминал, как они были счастливы вместе, как она его любила и не могла дышать без него, а он… он испугался ее самостоятельности, ее увлеченности, непреклонной воли и «железной ручки», с легкостью управляющей огромным конем, испугался ее постоянных отлучек и спортивных сборов, ее ежедневных изматывающих тренировок, после которых ей хотелось только одного: забраться в горячую ванну «да с молочком», и фанатичного желания стать «мастером спорта» по конному спорту, испугался запаха конюшни, от которого его мать воротила нос, когда он возвращался домой, непонимания и осуждения людей, окружавших его, испугался за свою карьеру и что она была гораздо талантлевее его – ей прочили большое будущее в спорте – и она не отказалась бы от своего любимого дела ради его карьеры, может, только ради него самого… Он поздно понял, что это и было счастье: стоять рядом с ней, держать ее руку в своей руке и видеть любовь в ее счастливых глазах… А когда понял, она была уже замужем и растила дочь, его с ней дочь, и он подумал, что она счастлива с другим и не стал мешать, а оказалось, что она все это время ждала его, и обиделась, и не простила… А когда Судьба снова свела их вместе, он стал инвалидом и ради нее, ради их будущего хотел встать на ноги, уехал, а она снова вышла замуж… И теперь он не знал, как поступить: вернуться, чтобы узнать счастлива ли она с другим, или остаться, продолжить лечение, поверив ей на слово. Может и, правда, пора перестать жить прошлым, пусть и счастливым, но прошлым, стать, наконец то, самим собой – взрослым серьезным мужиком и снова завоевать ее любовь, чтобы быть счастливыми вместе…

– Меня сегодня мужчины целый день на руках носят, – хвасталась Кира, – то вверх по лестнице, то вниз, то по дорожке к дому. Красота!

– Вот что,.. красота моя,.. давай ка ра-ассказывай,.. куда ты опять… вля-япалась.

Кира повертелась, повздыхала, настраиваясь на серьезный лад и вкратце рассказала Павлу в каком преступлении обвиняют Бурмистрова, кто и почему его подставил, как он думает, и что надо будет сделать в первую очередь.

– Кир,.. это не шутки… это серьезно.

– Я знаю, Паш… – вздохнула Кира и вытерла набежавшие слезы ладошками, – поэтому и пытаюсь отшутиться… чтобы тебя там, в далекой Германии, не волновать и чтобы не отвлекался на решение моих проблем, а лечился… Паш, а может, бросить здесь все к черту, нанять Вячеславу Львовичу самого лучшего адвоката, подключить Федина, твоих ребят, а самой взять девчонок и сбежать куда-нибудь… хотя бы в твою далекую Германию, к тебе под крылышко… там то они нас уж точно не найдут… Конечно, это нечестно и трусливо так поступать, но как же мне быть? Что я могу сделать… я всего лишь глупая слабая женщина, влезшая опять не пойми во что, желая помочь человеку…

– Никакая ты… не глупая… и не слабая, – бодрым голосом и стараясь говорить плавно нараспев, как учили, чтобы не заикаться, попытался успокоить ее Павел, понимая, что ей страшно. Очень страшно! И боится она больше за дочерей, а не за себя, хотя и за себя тоже боится. – Послушай меня,.. хорошая моя девочка,.. у нас есть… недели две, чтобы… во всем ра-азобраться и все по-одготовить. Если Вячеслав прав,.. и охота идет… на его бизнес,.. то сразу пре-едпринимать… они ничего не будут… – сначала все узнают:.. кто ты, откуда взялась… на их голову и какие… у тебя по-олномочия,.. что тебе досталось… и как это все… у тебя отобрать. Это все займет… какое-то время… и у нас будет отсрочка.

– Может составить какой-нибудь документ о передаче всего имущества Вячеслава… своему любовнику, например, или…

– Давай уж лучше… любовнику, – усмехнулся Павел. – Я готов взять на себя… все риски, к тому же… заграницей им вряд ли… меня удастся достать,.. да и свя-язываться… они со мной и с отцом… вряд ли отважатся.

– Надо сделать так, чтобы все узнали об этой передаче… попросить какого-нибудь нотариуса составить черновик дарственной и оставить его на видном месте… пусть читают.

– А ты говоришь,.. что ты глупая… – вон, как завернула.

– Это я от страха поумнела… Паш, ты не думай, что я трусиха и боюсь… я больше за девочек волнуюсь…

– Все, хватит!.. Успокойся!.. – Павлу и самому было страшно за них, так страшно, что из разнюнившегося подроста он моментально превратился во взрослого серьезного мужика, уверенного и знающего, как поступать в таких ситуациях, и умеющего брать на себя ответственность за свои решения. – Значит, у нас… есть две недели… – нет, десять дней,.. на пятое число… я закажу четыре билета…

– А кому четвертый? – удивилась Кира.