Жена-попаданка для графа Зотова

— Софья… я… — муж смотрел на меня, подбирая слова, и я ждала, что он сейчас наконец-то поцелует меня и скажет, что любит…

Но в этот момент хлопнула дверь — вернулась горничная, неся в одной руке мой лекарский саквояж, а в другой небольшое блюдо с холодной водой, где мокло хлопковое полотенце. Всё очарование сразу пропало, граф снова нахмурил брови и отвёл взгляд. С самым серёзным видом он наложил холодный компресс на мою лодыжку.

— Настасья, смачивай полотенце через каждые три минуты и прикладывай к ноге Софьи Андриановны, — строго посмотрел хозяин на прислугу. — И так полчаса, не меньше. Я приду позже и наложу тугую повязку.

— Хорошо, барин, — кивнула горничная.

Муж даже не посмотрел на меня и вышел прихрамывая. Трость его осталась где-то во дворе. Я тяжело вздохнула. Что же он хотел сказать мне? Вот надо было Настасье появиться не вовремя. Прямо злой рок какой-то!

Горничная периодически охлаждала полотенце в воде и снова окутывала им мою ногу, иногда причитая о том, как это меня угораздило упасть с лошади. Я вежливо попросила её помолчать.

Когда через полчаса вернулся граф, тяжело опираясь на трость, в другой руке он держал стеклянную баночку и чистые бинты. Он успел сменить костюм. И я заметила, что мужчина стал сильнее хромать после того, как перенёс меня на руках через весь двор.

— Настасья, ты свободна, — я посмотрела на горничную, выпроваживая её из комнаты. Девушка мгновенно всё поняла и молча удалилась.

Граф принялся за мою травмированную ногу. Он постоянно поджимал губы, хмурясь, и неровное дыхание выдавало его эмоции. Константин злился. Наверное, на меня. Он сосредоточенно натёр лодыжку какой-то пахучей мазью и перебинтовал сустав. Делал он это всё быстро и ловко, даже не взглянув на меня.

И тут я поняла, откуда у мужа такие отличные навыки. После ранения нога временами даёт о себе знать. Эта мазь и бинты его личные, предназначенные для снятия болей и фиксации колена. Никогда ведь я не задумывалась о том, как порой ему бывает больно. Он же никогда не говорил об этом, и даже ни один мускул не дрогнул на его лице. Вот и сейчас Константин наверняка мучается ногой после нагрузки, поэтому и злится на меня.

— Константин Александрович, простите, что причинила вам боль, — тихо произнесла я, когда муж собирался молча покинуть мою комнату. — Честно, я не специально.

— О какой боли вы говорите, Софья? — мрачный взгляд графа скользнул по мне, отчего я смутилась.

— Ваша нога… из-за меня у вас теперь будет обострение, — поджала я губы. — Мне жаль…

— Не надо жалеть меня, Софья, — хмыкнул он, гордо вскинув подбородок. — Война внесла коррективы в мою жизнь, спасибо, что не отняла её. Отдыхайте. Берегите свою ногу, дайте ей восстановиться. Сегодня я ваш лекарь и рекомендую соблюдать постельный режим до завтра.

Граф схватил трость и вышел тяжёлой походкой из комнаты. Похоже, ему самому не помешает постельный режим.

Конечно, я понимала, что ногу следует поберечь и не стоит выходить из комнаты. Но скучать мне не пришлось. Меня вскорости навестили матушка и Александра Антоновна. Помимо разговоров о моём падении, мы решили насущные вопросы о том, что подавать завтра на званый обед и как развлекать гостей.

У меня выдался свободный час в тишине и покое. Тут же мне в голову пришла шальная идея: что, если я могу сама себя вылечить? Аккуратно согнула колено, призвала силу, и из рук полилось серебряное сияние прямо в ногу. Приятная прохлада окутала лодыжку, снимая боль. Работает! Минута волшебной терапии, и я смогла встать на ноги, совершенно не испытывая дискомфорта.

Эйфория накрыла меня. Может, у меня получится помочь Константину? Вот только как это сделать незаметно? Надо что-то придумать, а пока придётся до завтра лежать в постели и притворяться травмированной.

Обед принесла горничная на подносе и помогла мне переодеться в домашнее платье. Потом прибежала Мария. Она держала в руках книгу с любимыми сказками и уселась рядом со мной на кровать.

— Какую сказку будем читать? — улыбнулась я малышке.

— Подожди. Я хотела тебе кое-что показать, — и она вынула из книги два небольших листа из плотной серой бумаги, на которых были изображения, нарисованные углём.

— Это же ты, Маша! Прямо как живая, — ахнула я, опознав в первом рисунке девочку. — Как красиво! А это же… я?

На втором листе красовалась васадница в амазонке и шляпке точь-в-точь как у меня.

— Конечно ты! — захихикала девочка.

— Откуда у тебя эти портреты? — удивилась я, не понимая.

— Пока ты тренировалась, конюх сидел на пеньке и с тебя глаз не сводил, — начала воодушевлённо рассказывать Маша. — Потом проковылял в конюшню и вынес оттуда досочку с бумагой и грифелем. Снова сел и давай рисовать, на тебя постоянно поглядывал. Мне стало любопытно, что он там рисует. Мне очень понравился твой портрет, и я попросила Егора нарисовать меня. Вот, он отдал эти рисунки, а я решила тебе показать.

— Егор? — изумлению моему не было предела. — Это нарисовал конюх?

— Да. Правда красиво?

— Это великолепно! Где он так научился?

— Я спросила у него. Говорит, с детства любит рисовать, — пожала плечами девочка.