Жена русского пирата

Детям для праздника Романовы выделили "теплую" комнату, а взрослых гостей решили "греть" изнутри. Тем более что по календарю зима закончилась, хотя холодный март 1923 года пытался опровергнуть этот документальный факт.

Гостям Романовых, уже разгоряченным вином и спорами, вовсе не было холодно. К холоду они давно привыкли. Судьба раздвигала перед ними невиданные прежде горизонты, будущее представлялось светлым, контрреволюция оставляла последние рубежи: их била и гнала прочь молодая Красная Армия. Правда, нет-нет, то там, то здесь кого-то арестовывали, расстреливали, ссылали в далекую Сибирь… Но большевиков можно было понять: даже в тылу постоянно раскрывались мятежные группы, выявлялись саботажи и прочие белогвардейские штучки, мешавшие идти вперед. Некогда было нянчиться с оступившимися или выяснять степень вины каждого: лес рубят — щепки летят!

Александр Романов не успел произнести тост в честь любимой жены, как из соседней комнаты раздался рев маленькой именинницы, которая тут же влетела в комнату взрослых и уткнулась в колени матери.

— Не ве-е-лят! — захлебываясь плачем, выговаривала девочка. — Сто лев молковку ел! Говолят, влунья!

Оля выговаривала пока не все буквы, но Наташа поняла горе дочери и, взяв её за руку, пошла к детям.

Семилетний Толя Альтфатер, красный, взъерошенный, отчаянно жестикулируя, доказывал остальным ребятам:

— Лев не может есть морковку! Он — хищник! Морковку едят травоядные животные!

Он посмотрел на вошедшую Романову.

— Скажите, тетя Наташа, разве я не прав?

— Конечно, прав, — улыбнулась ему Олина мама. — Лев действительно хищник, но в жизни случаются и чудеса. Мне рассказывал известный цирковой артист: однажды молодому льву в час обеда бросили в клетку живого кролика. Ждали, что он разорвет его и съест. Но лев только облизал белого ушастика и прилег рядом с ним. Льву не давали есть. Он фыркал, рычал, скреб когтями клетку, но кролика не трогал. Потом ему подбросили ещё несколько кроликов их он тоже не стал есть. Кроликам дали морковку, и с удивлением увидели, как лев аппетитно хрупает её вместе со своими новыми друзьями…

— И он больше не ел мяса? — разочарованно спросил юный эрудит.

— Почему не ел? — рассмеялась Наташа. — Конечно, ел! Но с тех пор никогда не трогал кроликов.

Она вернулась к своим гостям. За столом Анечка Труцци жаловалась соседям на мужа:

— Поймите, товарищи, Федя — прирожденный силовой акробат! Я-то мечтала: окончим училище, в паре будем работать…

— Анна и Федор Труцци! — ехидно поддел её муж.

— Злится на меня, — вздохнула Анечка. — Я при регистрации не стала его фамилию брать. Труцци — старинная цирковая династия, потомственные акробаты! А Красавины? Слышал кто-нибудь прежде такую фамилию?

— Как раз сейчас акробаты Крамаренко зовут тебя в свой номер — у них "верхней" нет. И будешь ты Крамаренко, как они все! А вовсе не Труцци!.. Хорошо хоть советская власть на стороне отцов: сын мою фамилию носить будет.

— А дочь — мою! — запальчиво выкрикнула Анечка и смешалась от своей горячности. — Если, конечно, захочет…

— Нашли о чем спорить, о фамилиях, — добродушно пожурил молодых товарищей Крутько.

— Если б только в фамилии было дело, — опять вздохнула Анечка, — он же в своих медведях души не чает. А Гошку так точно больше меня любит! На акробата учился, а чуть поманили — в дрессировщики сбежал! Знай я, что с этого все начнется, никогда бы на рынок не пошла…

Она потупилась и умолкла.

— Простите меня, товарищи, Федя всегда ругается, что я рот не закрываю. Пугает: кто меня раз в гости позовет, в другой уже не пригласит!

— Расскажи, Анечка, расскажи, — попросила Наташа, уже знавшая историю про Гошу, и с улыбкой посмотрела на подругу: и в училище, и в цирке её звали только Анечкой — такая она была тоненькая и гибкая, маленькая, будто девочка-подросток; рядом с нею Федор смотрелся медведем, как и его мохнатые питомцы.

— Да что тут рассказывать! Пошли мы с Федей на рынок какой-нибудь еды купить. Федя перед тем на пристани помог морякам лодку разгрузить, разжились мы маленько деньгами. Проходим мимо одной старушки, а она и привязалась: "Возьмите да возьмите". Как почуяла! "Задешево отдам", — кричит. Я вначале думала, это щенок. Пригляделись медвежонок! Господи, думаю, самим есть нечего! Так Федю разве убедишь, уж если упрется! Могли бы выступать на бамбуке [26] или с першем [27]…

Она махнула рукой, нечаянно перевела взгляд на Лину Альтфатер и замерла с полуоткрытым ртом. Лицо молодой женщины исказилось от боли, а руками она судорожно сжимала живот. Анечка хотела обратить внимание других на страдания Лины, но та предостерегающе поднесла палец ко рту. Давала себя знать холодная архангельская ссылка: там Лина застудилась, и с тех пор временами на неё накатывали приступы обжигающей боли. Недомогание Лина скрывала даже от мужа и тайком принимала небольшими порциями опиум…