Жена самурая

Наоми, уже расположившаяся на татами подле столика, одарила вошедшего Такеши убийственным взглядом. О, она долго дожидалась этого момента. Едва он взял в руки палочки и привычно пожелал приятного аппетита, она сказала.

— Ты занял сторону своего управляющего.

Мужчина повернул в ее сторону голову, словно ожидая продолжения. Оказывается, услышанного ему было недостаточно.

Наоми обиженно фыркнула.

— Ты должен был поддержать меня, — выпалила она раньше, чем успела подумать.

Вслух прозвучало совсем не так складно, как у нее в голове. Возможно, всему виной обиженный тон, будто она неразумное дитя?

Такеши вскинул бровь и аккуратно отложил в сторону палочки, так и не успев притронуться к рису. Ужин будет не из легких.

Наоми пылала праведным гневом и обидой. Смотрела на почти-уже-мужа так, словно желала испепелить на месте. Такеши же… со стороны казалось, что попыток жены он даже не замечал.

— Почему? — только и спросил он ровным голосом.

— Потому что я твоя жена! И ты говорил, что слуги должны меня уважать…

Она прикусила изнутри щеку, смотря на него исподлобья. Что тут непонятного?! Она смотрела на Такеши сбоку и увидела, что у него на правой стороне лица, которой он был к ней повернут, дернулся желвак.

— Достойный аргумент, — он пригубил из пиалы бульон и прикрыл глаза, словно отдавая жене должное. ¬— Что еще я тебе должен, Наоми?

Его вопрос слегка сбил ее с толку. Она проигрывала этот разговор в своей голове в течение дня дюжину раз, и в ее фантазиях он звучал иначе.

— Мне закрывать глаза на все твои глупые поступки лишь потому, что ты моя жена? А Яшамару был моим наставником в детстве. Он вложил в мою руку первую катану. А Кацуо однажды закрыл меня собой и спас тем самым от копья, — Такеши продолжал говорить.

Он не повышал голос, не сбивался с ритма. Говорил вроде бы спокойно и тихо, но у Наоми бегали по телу муравьи, когда она его слушала. Хотелось закрыть уши руками и с позором выбежать из комнаты.

Когда Такеши повернулся к ней, она увидела в его взгляде злость. Он даже не пытался ее скрыть, не пытался как-то смягчить выражение своего лица.

— Как твои слуги будут меня уважать, если ты не уважаешь? Ты втоптал меня в грязь сегодня, когда занял сторону управляющего! — разозлившись и испугавшись, воскликнула она. — Ты даже не дал мне слово!

— А что ты сделала, чтобы показать мне, что тебе есть что сказать? — он посмотрел на нее с холодным прищуром. — Стояла там молча и хватала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба? Где был твой голос сегодня днем, Наоми? Почему я слышу эту истерику сейчас?

Наоми подавилась словами, которые собиралась сказать. Бессовестный, бесчувственный, безжалостный чурбан! Значит, ей не показалось. Значит, он действительно слышал ее тихие слова, но предпочел притвориться глухим.

— Ты сама втоптала себя в грязь. Позволила сделать это Масахиро, — продолжил говорить Такеши, и каждое его слово жалило словно удар хлыста. — Мои слуги не будут уважать тебя, если я буду заступаться за тебя каждый раз.

— А я и не прошу каждый! — огрызнулась Наоми, чувствуя отчаянное бессилие. — Но сегодня мог бы!

— И ты снова ничему не научилась бы, — непреклонно отозвался Такеши.

Нахмурившись, он отодвинулся от стола и скрестил руки на груди, пронзая Наоми взглядом.

— Как когда я велел высечь провинившихся служанку и самурая. Ты не извлекла никакого урока из той истории.

— Я тебе не воспитанница, а ты не мой наставник! — вскинулась Наоми, также скрестив руки на груди.

Ее губы подрагивали, и она боялась не совладать с собой и разреветься от обиды, непонимания и злости. Вот будет позор… еще один.

— Ошибаешься, девочка, ¬— Такеши покачал головой. — Я буду учить тебя, раз твой отец не справился. И наказывать, если придется.

— Да? — она задрала голову так, что заболела шея. Поджала губы в тонкую полоску — о да, она тоже умеет играть в эти игры. — Ну, попробуй.

Такеши едва заметно усмехнулся и дернул подбородком. Несколько секунд он смотрел на нее пристально, будто размышлял над чем-то. Потом поднялся на ноги и вышел из комнаты, и слуги бесшумно закрыли за ним дверь. Наоми проводила его удивленным, рассеянным взглядом и вздохнула. Она осталась одна.

В тот вечер Такеши не пришел вечером в спальню, хотя формально комната, в которой он велел поселиться Наоми, была его. И утром она завтракала в одиночестве. А после — в одиночестве ужинала. И вновь ночевала одна.

Злость сменялась отчаянием, страхом, обидой и снова злостью. У нее образовалось огромное количество свободного времени, чтобы обо всем хорошенько поразмыслить, ведь Масахиро воспринял слова Такеши не просто как дозволение пойти против распоряжений Наоми. Он посчитал, что господин вновь вверил ему дела поместья. Ему одному. Так незаметно Наоми оказалась отстранена не только от совместных трапез с мужем, но и от управления поместьем.