Жена самурая

Наоми взглянула на Фухито-саму, который с полным равнодушием взирал на их препирательство, небольшими глотками отпивая чай. Она залюбовалась на секунду его иссиня-черными волосами, собранными на затылке в сложную самурайскую прическу.

Что-то тревожное шевельнулось внутри. Вопрос, давно мучавший ее на уровне подсознания, готовился вот-вот воплотиться в своей словесной форме. Наоми ощущала его кончиком языка.

— Ты написал Тайра?

Ей показалось, или Минамото дернулся, услышав вопрос Фухито-самы?

— Да, — сквозь зубы выдавил тот. — И Императору. Отправил утром солдат.

«Это же тот клан, с которым они сражались за сёгунат несколько лет назад?»

— Хорошо. Надеюсь, присутствие Фугаку-самы в Эдо повлияет на принятие Императором правильного решения.

— Странно, конечно, что Нобу Тайра отсиживается в поместье, — заметил Нарамаро, осененный внезапной мыслью. — Ведь его не видели в столице уже несколько месяцев.

— На кого ему оставить клан? — Такеши пожал плечами. — Его внук слишком мал, а племянник — полное ничтожество.

Он говорил спокойно, едва ли не равнодушно, но Наоми чувствовала сковавшее его напряжение и злость, что так рвалась наружу. Она заметила, как переглянулись и промолчали Фухито-сама и Нарамаро-сама. И как Такеши под столом сжал в кулак левую руку.

После этого больше не говорили.

Гости уехали вскоре после завтрака. Такеши и Наоми провожали их от главных ворот, и ей все казалось, что в этом прощании было намного больше, чем ей суждено понять. Они должны будут увидеться вновь меньше, чем через месяц, на приеме у Императора, но держались так, словно расставались на долгие месяцы.

***

Переводя сбитое дыхание, Наоми лениво наблюдала за Такеши, подошедшему напиться к кувшину с прохладной водой.

Его ласки были… изнуряющими. И потому сейчас ей не хотелось ни спорить с ним, ни обсуждать предстоящую утром тренировку. Лишь лежать и слышать частый стук сердца.

— Сегодня ко мне вновь подходил Масахиро. Сказал, юная госпожа не справляется.

Захлебнувшись злостью, Наоми порывисто села и впилась в Такеши напряженным взглядом, чувствуя, как по бедру стекает его теплое семя.

— Он, верно, издевается? — ядовито прошелестела она. — Я думала, ты ясно дал понять, что…

— Именно об этом я и говорил тебе, — муж пожал плечами. — Никто не будет тебя слушаться только потому, что так сказал я.

— Но я стараюсь! Я делаю все так, как ты говорил: я приказываю слугам твердым голосом, я предупредила, что больше не потерплю от них непослушания… — Наоми принялась перечислять все свои действия, буквально захлебываясь возмущением.

— Тише, — взмахом руки Такеши прервал поток ее слов.

Он позволил себе усмешку: зацелованная, встрепанная Наоми с горящим взглядом вызывала улыбку. Но то, что он собирался обсудить с ней, было слишком серьезным, и потому он надел хакама и опустился перед ней на пятки.

— Послушай, — медленно заговорил он, подбирая слова.

Ему предстояло посвятить Наоми в вещи, которые она не должна была знать. В вещи, которые ее не касались, потому что не она вела войну. — Я хочу, чтобы ты была осторожнее с Масахиро.

Она вскинула на него взгляд, мгновенно подобравшись и натянув на плечи тонкую простынь. Такеши серьезно смотрел на нее, и в его голосе слышалась озабоченность.

— Но почему?

Он скривился. Конечно, разве стоило ожидать от девчонки мудрости воздержаться от вопросов? И сделать так, как он сказал, потому, что он это сказал. Достаточно серьезное основание для любого, но не для нее.

— Ты знаешь, что в поместье есть предатель. И я не могу исключать никого, даже Яшамару.

Пусть будет полуправда. Ей должно этого хватить, и ни к чему говорить, насколько серьезны основания для его подозрений.

— Яшамару-сана? — у нее свело дыхание. — Но как же так можно? Он ведь готов умереть за тебя.

Такеши выругался в своих мыслях. Вместо того, чтобы вынести из его слов единственно верную мысль — не доверять Масахиро — Наоми принялась защищать второго управляющего.

— Подозревать следует каждого, — сквозь зубы ответил он. — Но я говорил тебе не о Яшамару. Я не хочу, чтобы ты оставалась с Масахиро наедине. Чтобы брала у него что-либо или, тем более, делала что-то по его просьбе. Или передавала послания. Даже если он скажет, что оно срочное и важное для меня.

Он надеялся, что Наоми испугается. Он постарался сделать все, чтобы она испугалась. Только страх мог управлять ее поведением, только напуганная она становилось покорной. И сейчас он собирался этим воспользоваться.

Он ждал еще вопросов, может быть, возмущения или — хуже всего — слез.

Но Наоми какое-то время смотрела на него сосредоточенно и пристально, а после кивнула.

— Хорошо.

Возможно, он переусердствовал. Вбитая палкой покорность страху сидела в Наоми слишком глубоко. Она испугалась намного больше, чем старалась показать, и больше, чем ему хотелось бы.

— Тебе нечего бояться в поместье, пока ты осторожна, — смягчив голос, произнес Такеши. — Никто не причинит вред моей жене.

Это ее будто бы успокоило.

Такие обещания — он называл их пустыми — всегда успокаивали. Отец говорил так с мамой, а она сама — с ним и братом.