Жена самурая

Огромная коричневая лужа растеклась по бежевому кафельному полу, я мгновенно переключилась на нее, захлопотала, собирая осколки, но Ольга, спрыгнув с табурета, заставила меня отвлечься:

– Погоди минутку, лужа не утечет.

– Ну?

– Саш… а у тебя самой точно все в порядке?

И тут я неожиданно для себя вдруг разговорилась. Рассказала Ольге обо всем – о пропаже меча, об аресте Акелы по нелепому обвинению. Когда я замолчала, Паршинцева, опустив глаза, вдруг пробормотала:

– Неужели это правда?

– Ты мне не веришь? – изумилась я.

Ольга

– Ты мне не веришь? – Саша смотрела изумленно, глаза ее светились чуть ли не гневом – видимо, она не привыкла, чтобы ее слово подвергалось сомнению.

Ольга молчала. Внутри у нее было пусто и холодно. Похоже, она в своих подозрениях оказалась права, и Карепанов неожиданно решил прислушаться. Все сходилось: характер повреждений на трупах, социальный статус жертв, пропавшие головы – все это говорило о том, что убийцей был человек, хорошо знакомый с кодексом самурая и владеющий не только техникой боя на мечах, но и самими мечами. И Сайгачев вполне подходил под это определение. Даже слишком – полон дом оружия, замкнутый образ жизни, странный для обывателя уклад, нелюдимый тяжелый характер. Но что-то все-таки заставляло Ольгу думать, что Александр Михайлович здесь ни при чем. И всплыла еще Сашина фраза о пропавшем мече. Хотя, если допустить, что Сайгачев убийца, то этот меч он сам мог запросто спрятать где-то.

«Бедная Сашка – как же она теперь будет? Ведь если это он, его надолго посадят. А у них ведь ребенок. И как она будет жить здесь, если станет известно, что ее муж – убийца? А ведь это сразу станет известно… Да ее местные кумушки – а таких в каждом доме штук пять имеется – живьем съедят… Хотя Сашка не слабая, она за себя постоять-то сможет, не будет молчать и плакать».

Собственные проблемы с интернатурой и диссертацией сразу ушли на второй план. Ольга почему-то вдруг снова увидела в Саше обиженную маленькую сестренку, которую ей всегда хотелось иметь. И теперь она испытала потребность оградить Александру от грядущих неприятностей. Верить в то, что ее муж мог так хладнокровно убивать безоружных и не представляющих опасности бомжей, Ольга не желала. Но в конце концов, даже если допустить, что это правда, Сашка с Сонечкой тут все равно ни при чем. И они нуждаются в помощи.

– Саш, ну разберутся же, – успокаивающе произнесла она. – В конце концов, зачем тогда следствие?

Ей очень хотелось рассказать Саше о том, что она сама знала по делу об убитых бомжах, но Ольга понимала, что делать этого никак нельзя. Саша решит, что она специально втерлась в их семью, чтобы получить какую-то информацию. И кто знает, поверит ли она объяснениям, сможет ли понять Ольгины мотивы. Ведь даже сейчас в голове у Паршинцевой скреблась как мышка мысль о том, что теоретически Сайгачев может быть виновен в этих убийствах.

Александра

После Ольгиных слов о том, что «следствие разберется», мне стало совсем тоскливо. Уж кто-кто, а я доподлинно знала, как бывает… Но не рассказывать же Ольге о том, что я знаю. Поэтому я только вздохнула:

– Ты чай пей, что-то лицо у тебя красное совсем, не заболела? – Дотянувшись ладонью до ее лба, как обычно проверяла температуру у Сони, я ощутила, как пылает кожа. – Оль, давай-ка градусник поставим, не нравишься ты мне. Идем.

Я заставила ее подчиниться и пойти за мной в Сонину комнату, уложила там на кровать и сунула под мышку термометр.

– Ты полежи, отдохни, все равно ведь никуда не торопишься? Я так понимаю, радовать маму сюрпризом до праздника не станешь? – Я укрыла Паршинцеву, свернувшуюся в клубок, теплым мягким пледом и присела на край кровати.

Ольга благодарно улыбнулась:

– Я тебя не очень стесню сегодня? Не хочу маму огорчать, она так переживает…

– Ну, так позвони, скажи, что переночуешь у подруги, после работы, мол, с кафедры прямо и поедешь.

– Д-да, я только… посплю чуть-чуть… и сразу… – забормотала она, закрывая глаза.

– Конечно, поспи. Я сейчас одна.