— Отпусти! — рычал он.
Испуганная и онемевшая, я смотрела, как он извивается среди осенной трухи, и все не решалась ударить. И можно ли ударом дубины остановить человека, объявившего себя покойником?
— Что здесь происходит?
Боже! Из люка свесилась всклокоченная голова Зайцевой. Глаза у нее заплыли не хуже Бориного левого, намека на мысль в них не было совершенно — одно тупое, сонное недоумение.
— Галя! Развяжи мне руки! — крикнул Борис. — Быстрее!
Очумелая Зайцева начала медленно спускаться с потолка. Лестница опасно раскачивалась, сквозняк задирал полы фланелевого халата, сонная Зайцева промахнулась мимо третьей от пола ступеньки и кубарем скатилась в лужу.
Неприятные ощущения подругу отрезвили. Брезгливо отлепив от тела фланелевый компресс, она задумчиво уставилась на свой наряд, перевела заплывшие очи на мой, вернее свой, когда-то белый костюм, потом на окровавленного Бориса.
Стоя по щиколотку в воде, она минуту мрачно любовалась красотами сарая и панорамой поля битвы. Затем вопросила:
— Мы где?
— В колотушинском сарае, — отчиталась я. — Не подходи к Борису. Он убийца.
— Кто, он? — не поняла Зайцева. — А почему на тебе мой костюм? Да еще такой грязный…
И я тут же пожалела, что Лева кокнул литр «Спецназа». Если сейчас подруга начнет дурить, ее я точно не ударю. Я и Борю-то не смогла утихомирить…
Шлепая босыми ногами по луже, Галина медленно брела к Борису. Туман в ее голове был гуще, чем на улице. Боря пристально смотрел на нее одним глазом и ждал.
— Кто это тебя так? — удивленно пробормотала Зайцева и склонилась над убийцей.
Мне ничего не оставалось делать, как отпихнуть подругу в сторону. Бедром, тихонько. Но хватило.
Галина мягко рухнула на землю и перестала удивляться. Она начала скулить, ругаться нехорошими словами и вспоминать мою родню.
Извиваясь телом, Борис полз к ней и подставлял стянутые за спиной руки.
Что делать? Пятая колонна очнулась. Ударить не смогу. Ни связанного человека, ни лучшую подругу…
Мимо меня мелькнула тень, крепкий пинок откатил преступника к стене: между Борисом и Галей стоял полуголый, измученный Лев.
— Он Галку чуть не обманул, — пожаловалась я и прижалась к горячей, крепкой груди.
Лев обнял, поцеловал в макушку и произнес:
— Все кончено, Сима…
— А чего кончено-то? — спросила с пола пятая колонна…
ЭПИЛОГ
В декабре сильно беременная Яна Браун стала гражданкой Яной Мухиной. Ни я, ни Миша с разводом не тянули, расстались быстро и без битья посуды.
Муза Анатольевна на свадьбу ехать отказалась. Скорее всего, из принципа, доказывая кому-то что-то.
Демарш никто не оценил. И Музе пришлось постепенно оттаять.
Яна родила девочек-двойняшек. Одну назвали Музой, другую Серафимой. Мы с бывшей свекровью извинения, вынесенные в столь галантной форме, приняли. Недавно я видела, как свекровь вяжет кружевные детские чепцы. Правда, врет, что эти розовые прелести для моего ребенка, которого еще и в проекте нет. Я киваю головой и соглашаюсь. Свекровь неизлечима от фантазий.
Живет Муза со мной и Левой. Вернее, свекровь переехала в Левины апартаменты, мы прорубили дверь в балконном перекрытии и ходим друг к другу через лоджию. Хочу сказать, что удобно очень. Муза взяла на себя хозяйство молодой семьи Ивановых, прочно обосновалась на нашей кухне, и когда я прихожу с работы, то вижу привычную картину — Муза Анатольевна в нарядном фартуке сверкает новой челюстью и накрывает на стол.
Между бывшей свекровью и настоящим мужем сложились странные отношения. Муза одновременно Льва побаивается и уважает в доме настоящего мужчину. Лев Музу любит и дарит на праздники букеты белых хризантем. Магазинные ценники с продуктовых упаковок он не сдирает, а делая подарки, не намекает на фальсификацию.
Музу поначалу колотило от нереальных трат, но я служу начальником кредитного отдела, денег в семье хватает, и свекровь в конце концов махнула на нас рукой. Обозвала Ротшильдами и купила Людоеду килограмм «рокфора».
Зайцева устроилась в частную аудиторскую контору. Начальствует там дама. По общему мнению — сущая Баба Яга. Но… Жуткого нрава и еще более жуткого вида карга лет восьмидесяти, помимо аудиторской конторы, имеет еще один существенный довесок — великовозрастного невзрачного сынишку-домоседа.
Сынишке глубоко за пятьдесят, он тихий гуманитарий и женщин вроде Зайцевой не видел никогда. Впрочем, как и его маман. Когда Зайцева пришла устраиваться на работу — овеянная слухами, раскрепощенная возрастом, материально и жильем обеспеченная, — карга взяла ее в штат без всякой анкеты. Скоро женит сынишку.
Зайцева особенно не сопротивляется. По ее словам, за тридцать с лишним лет целибата тихий гуманитарий вызубрил дома «Камасутру» и теперь, нашедши объект для применения полученных знаний, еще способен удивлять.
Мы за них рады.
Ковров уволил Степку в сентябре. Сейчас Матюшин трудится в ЗАО «Альфа», прежними темпами строит особняк, и я начинаю переживать за выданный кредит. Весь торговый комплекс, безусловно, на участке Матюшиных не поместится, но Степка парень талантливый, сметливый, найдет, куда чего пристроить.