Жена смотрителя зоопарка

От Яна не было никаких вестей, и от беспокойства она почти не спала, однако говорила себе, что подведет его, если не спасет оставшихся зоопарковских животных. Живы ли они вообще, спрашивала она себя, и смогут ли мальчики-подростки, оставшиеся в зоопарке, как следует ухаживать за ними? Выбора, похоже, не было: хотя ей было дурно от страха, она оставила Рыся с золовкой и заставила себя перейти реку под градом пуль и снарядов. «Вот так чувствует себя зверь, на которого идет охота, – думала Антонина, оказавшись посреди побоища, – вовсе ничего героического, одно лишь безумное желание добраться до безопасной норы любой ценой». Она помнила смерть Яся и больших кошек, расстрелянных в упор польскими солдатами. Стоявшие перед глазами сцены их последних мгновений терзали ее, но еще больше терзал навязчивый страх, от которого было трудно избавиться: а что, если им повезло?

Глава шестая

Нацистские бомбардировщики совершили 1150 налетов на Варшаву, разрушив зоопарк, рядом с которым случайно оказались зенитные орудия. В тот ясный день небо разверзлось, и на землю обрушился свистящий огонь, клетки разлетелись, рвы выплеснулись, железные прутья с треском лопнули. Деревянные строения развалились и сгорели. Осколки стекла и металла без разбора калечили шкуры, перья, копыта и чешую; метались раненые зебры в кровавую полоску, перепуганные обезьяны-ревуны и орангутаны с воплями неслись к деревьям и кустам, змеи выскользнули на свободу, даже крокодилы разбежались кто куда. Пули распороли птичьи домики, попугаи по спирали возносились вверх, словно ацтекские боги, и тут же падали вниз, прочие тропические птицы прятались в кустарнике и деревьях или пытались улететь на опаленных крыльях. Некоторых животных, укрывшихся в своих клетках и водоемах, захлестнули волны огня. Два жирафа с переломанными ногами лежали мертвыми на земле. В сгустившемся воздухе было больно дышать, воняло горелой древесиной, соломой и жженой плотью. Обезьянки и птицы, испуская инфернальные крики, устроили дикий хор, поддержанный трескучими литаврами пуль и уханьем бомб. Раскатываясь эхом по всему зоопарку, этот грохот, без сомнения, звучал так, словно десять тысяч фурий рвутся из ада, чтобы уничтожить мир.

Антонина и горстка смотрителей метались по территории, пытаясь спасти одних животных и освободить других, в то же время стараясь не попасть под осколки. Перебегая от одной клетки к другой, она с тревогой продолжала думать о муже, который сражался на фронте: «Храбрый человек, человек с совестью; если даже невинные животные в опасности, на что надеяться ему?» А когда Ян вернется, что он увидит? И где Кася, слониха-мать, наша любимица? В конце концов Антонина добралась до вольера Каси и обнаружила, что его сровняли с землей, а слонихи в нем нет (как выяснит Антонина потом, еще раньше ее убило снарядом), зато она услышала, как вдалеке трубит двухлетняя малышка Тузинка. Многие обезьяны погибли при пожаре в павильоне или были застрелены, оставшиеся дико визжали, носясь по кустам и деревьям.

Каким-то чудом некоторые животные выжили в зоопарке, какие-то перебежали по мосту и оказались в Старом городе горящей столицы. Горожане, отважившиеся подойти к окну или, к несчастью, оказавшиеся на улице, наблюдали библейскую фантасмагорию, когда зоопарк вырвался на улицы Варшавы. Морские котики ковыляли по берегам Вислы, верблюды и ламы бродили по переулкам, цокая копытами и поскальзываясь на булыжной мостовой, страусы и антилопы бежали рядом с лисами и волками, муравьеды с громкими криками носились по кирпичным завалам. Перед глазами местных жителей мелькали пушные звери, проносившиеся мимо фабрик и жилых домов; они устремлялись к полям за городом, засеянным овсом, гречихой и льном, забирались в ручьи, прятались на лестничных клетках и в сараях. Погрузившись в водоемы, уцелели гиппопотамы, выдры и бобры. Каким-то образом спаслись и медведи, зубры, лошади Пржевальского, верблюды, зебры, рыси, павлины и другие птицы, обезьяны и рептилии.

Антонина писала, как встретила недалеко от виллы молодого солдата и спросила: «Вы не видели здесь крупного барсука?» Он ответил: «Какой-то барсук долго колотил и царапал дверь виллы, но его не впустили, и он спрятался в кустах».

«Бедный Барсуня», – сокрушалась она, представляя, как испуганный любимец семьи просит его впустить. «Надеюсь, ему удалось убежать», – успела она подумать, а в следующий миг вернулась к реальности огня и дыма, ноги сами понесли ее к загону жесткогривых монгольских лошадей. Другие лошади и ослы – среди них и пони ее сына Фигляж (Озорник) – лежали мертвыми на улицах, но редкие лошади Пржевальского, дрожа, бродили по своему пастбищу.