Жена султана

Для шестерых, кого Медник счел лучшими наездниками, — самого себя, Шарифа, двух родственников султана, Самира Рафика и меня, — выводят из королевской конюшни лошадей. Они прекрасны — король Карл, без сомнения, понимает в родословных. Хамза, одетый попроще, несет наши копья, которые бен Хаду, должно быть, захватил и привез нарочно для такого случая. Рафика мне видеть неприятно, у меня даже на мгновение сводит живот. Хотя бы, говорю я себе, не остался во дворце и не будет ничего вынюхивать в мое отсутствие.

Гайд-парк — удивительное место. Огромное, полное зелени пространство посреди города, где люди гуляют и катаются. Для нас подготовили площадку, собралось около сотни зрителей, и мы должны дать представление. Мы скачем взад и вперед, взмыливая лошадей, мечем копья в мишень для стрельбы из лука, попадая в яблочко так часто, что толпа восторженно кричит. Потом мы съезжаемся двое на двое, бросаем друг другу копья и ловим их под рев зрителей. Так хорошо размяться после сидения в Уайт-Холле: я забываю себя от наслаждения, поднимаюсь в стременах, правя конем при помощи одних коленей и размахивая копьем с дикарской радостью. Повернувшись, чтобы метнуть его, я обнаруживаю, что расстановка изменилась, и напротив меня оказывается Рафик. Он скалится и нарочно бросает копье на мгновение раньше, чем нужно. Оно летит мне в лицо. Внезапно все кругом замедляется, я успеваю подумать: какая удачная возможность убить меня — будто бы случайно, вдали от дома, во время невинной фантазии.

Потом все путается, и следующее, что я чувствую, это сильный удар о землю — и свет меркнет. Я пытаюсь пошевелиться и не могу, у меня болит все тело, я думаю: неужели так приходит смерть — во время игры, на глазах у чужеземцев? Кругом стоит шум: визжат женщины, кричат мужчины, топают и фыркают кони. Потом над самым ухом у меня что-то рвется, и я снова вижу свет. Надо мной стоит бен Хаду, в одной руке у него копье, а в другой — мой плащ, разорвавшийся, когда его пронзило копье, сбившее меня с лошади и пригвоздившее к земле.

— Ты везучий, Нус-Нус!

Я медленно сажусь. В голове у меня звон, мысли разбегаются. Я опускаю взгляд — крови не видно. Шевелю ногами, руками — ничего не сломано. Я неловко поднимаюсь и стою, слегка пошатываясь. Размотавшийся тюрбан сползает мне на лицо.

— Вот же зверюга! — кричит женский голос.

— Змея, что ли?

— Да это сам Левиафан!

Толпа, воющая, как стая гиен, окружает меня со смехом и воплями.

Бен Хаду швыряет мне бурнус.

— Прикройся!

Сгорая от стыда, я подбираю плащ и прячу наготу, явленную лопнувшими штанами.

О марокканском посольстве внезапно начинает говорить весь город. Женщины хихикают в веера, когда видят нас, мужчины хватают нас за руки и восхищаются нашим выступлением. Нас заваливают приглашениями: пообедать, поужинать, сходить в театр, поиграть в карты… бен Хаду с холодной учтивостью отвергает все. Он показывает мне листок, оставленный кем-то в наших покоях. Непристойный рисунок, изображающий нашу фантазию: мы одеты в причудливые халаты и тюрбаны, пятеро держат копья на изготовку, а шестой вооружен одним лишь огромным черным срамным удом.

— Как думаешь, что на это скажет султан Мулай Исмаил?

Я мрачно гляжу на рисунок. Вопрос не нуждается в ответе.

Я уже рассказал Меднику о своих подозрениях: Рафик пытался меня убить. Бен Хаду фыркнул:

— На глазах всего английского двора? Ты просто был невнимателен и всех нас выставил на посмешище. Счастье еще, что там не было короля, и он не видел этого непотребства.

Я открываю было рот, чтобы возразить, что причиной тому было, по крайней мере косвенно, его тщеславие: если бы меня не вынудили облачиться в одежду, которая мне мала… но спорить бесполезно.

Позднее в тот день приходит еще одно приглашение.

— Герцогиня Портсмутская приглашает нас на обед, — говорит довольный бен Хаду. — Вот этого я и ждал. Луиза де Керуаль — главная любовница короля, она очень влиятельна не только здесь, но и при французском дворе. Король, без сомнения, будет там.

Вот оно что, отказы на все умножающиеся приглашения были всего лишь уловкой. И мы теперь, судя по всему, будем обедать с английским королем.

Следующим вечером мы собираемся в роскошных покоях герцогини во дворце. Дожидаясь в передней, пока нас представят, мы рассматриваем стены, оклеенные обоями с нарисованными вручную цветами; золоченые лепные гирлянды и мастерски расписанный потолок; китайские лаковые шкафчики, сложную резьбу ширм, зеркала венецианского стекла и серебряные вазы, напольные французские часы и обнаженные статуи, прижимающие к паху жалкие кусочки ткани.

— Не вижу особой бережливости, — говорю я бен Хаду, и он улыбается углом рта.