Жена тигра

Ступеньки ее крыльца были запорошены снегом. Аптекарь поднялся на него и некоторое время стоял, не решаясь постучаться. В руке он держал бутылку с обычным питьем для будущих матерей — ему часто доводилось готовить такое, смешивая с водой мел и сахар. Сперва аптекарь побарабанил по створке двери пальцами так, чтобы этого легкого стука не услышал никто по ту сторону пастбища. Девушка не ответила. Он лупил в дверь кулаком, пока не вспомнил: да ведь она же глухая! Аптекарь тут же перестал стучать, некоторое время просто стоял на крыльце, чувствуя себя полным дураком, потом попытался сам открыть дверь, и та неожиданно подалась. Он помедлил еще минутку, помня о том, что ружье кузнеца так больше никто и не видел с тех пор, как Лука принес его с собой после той неудачной охоты на тигра. Интересно, по-прежнему ли это ружье находится у нее в доме? Как ему, учитывая подобную опасность, возвестить о своем приходе? Потом он решился, рывком открыл дверь, в последний раз огляделся и шагнул через порог.

Жена тигра сидела на полу возле очага и что-то рисовала пальцем в рассыпанной золе. В очаге ярко горел огонь, освещая ее лицо, но оно было закрыто распущенными волосами. Аптекарь не смог как следует ее рассмотреть, а она даже глаз не подняла, когда он вошел и закрыл за собой дверь. Девушка сидела по-турецки, завернувшись в яркие шелка. Пурпурные, золотые, красные, они ниспадали с ее плеч, струились, как вода, на огромный, нависший живот и босые ноги, скрещенные под ним. Они показались аптекарю худенькими, прямо как у ребенка. Но больше всего его поразило то, что в комнате почти ничего не было: стол, несколько кастрюль и плошек на полке — больше ничего. Ружья он тоже нигде не увидел.

Она все еще его не замечала. Аптекарь совсем не хотел пугать ее своим неожиданным появлением, но все-таки сделал шаг вперед, потом еще один. Тут глухонемая вдруг резко обернулась и увидела его. Он тут же поднял руки, показывая, что безоружен и не желает ей зла.

— Не бойся, — сказал аптекарь, слегка поклонился и коснулся пальцами своих губ и лба.

Прошло уже почти сорок лет с тех пор, как он в последний раз делал это.[12]

Она вскочила — точнее, одним быстрым движением как бы перекатилась на ноги, — и шелковые покрывала соскользнули с ее плеч. Девушка стояла перед аптекарем, напряженная, гневная, а он все продолжал сгибаться перед ней, словно застыл в неком почтительном полупоклоне. Она оказалась очень маленькой, эта жена тигра, с хрупкими плечами и длинной тонкой шеей. Аптекарь заметил, что на шее у нее соленой коркой застыл пот. Огромный живот, тугой и округлый, был явно слишком тяжел для худенького тела и заставлял ее отклоняться назад, выворачивая вперед бедра.

— Ребенок, — сказал он, указал на ее живот, подхватил обеими руками свой собственный, слегка его встряхнул и покачал, потом протянул ей бутылочку и пояснил: — Это для твоего ребенка.

Но она уже вспомнила, какую роль он сыграл в ее жизни, как отдал ее на растерзание Луке. Теперь на лице глухонемой было написано откровенное отвращение, она дрожала всем телом.

Аптекарь снова попробовал объясниться, встряхнул бутылочку, улыбнулся и поднял ее повыше, чтобы она могла видеть мутную жидкость.

— Это для ребенка, — повторил он, указывая на ее живот, потом как бы покачал младенца на руках и указал на себя.

На лице глухонемой по-прежнему были написаны только отвращение и ненависть, но аптекарь осмелился еще на шаг приблизиться к ней. Он рассчитывал, что теперь их отношения могут измениться в лучшую сторону. Этой глухонемой малютке за столь короткое время удалось настолько запугать деревенских жителей, что сейчас они относились к ней с каким-то благоговейным ужасом. Аптекарь даже немного завидовал ей, невольно ею восхищался и думал, способна ли она это понять. Ведь жена тигра добилась этого без малейших усилий и, пожалуй, даже вовсе не имела подобных намерений. Он не без оснований подозревал, что ей и невдомек, как это у нее получилось.