Жена тигра

Однажды у излучины реки тигр наткнулся на заброшенную церковь. На колокольне, наполовину заросшей диким виноградом, кишели голуби, которые постоянно глухо шуршали, возились где-то наверху. В этой церкви он несколько недель укрывался от дождя, но там не было никакой еды, а те покойники, которых некогда похоронили на церковном дворе, давным-давно обратились в прах. Тигру приходилось довольствоваться яйцами водоплавающих птиц да подобранной на берегу дохлой рыбой — в основном сомами. Так что вскоре он покинул церковный двор и двинулся дальше. К наступлению осени зверь уже четыре месяца прожил на болотах, питаясь разлагающимися трупами, которые приносило водой, ловя на берегах ручьев лягушек и саламандр. Он и сам стал источником пищи для доброй дюжины пиявок, они, насосавшись крови, торчали из шерсти на лапах и на боках, точно странные выпуклые глаза.

Однажды утром, когда уже ударили первые заморозки, тигр наткнулся на кабана. Жирный бурый самец с увлечением пожирал желуди. Впервые в жизни тигру представилась возможность поохотиться. Получилось плохо, слишком шумно и нерасчетливо. Высоко подняв голову, тигр с громким рыком бросился на кабана, но тот, даже не оглянувшись на своего страшного преследователя, моментально исчез в осеннем подлеске.

Удача тигру, разумеется, не улыбнулась, однако это все же была попытка. Он ведь родился в цыганском цирке, в коробке с сеном, а потом его всю жизнь кормили мясом и жирным костным мозгом, пока он сидел в клетке зоопарка-крепости. Впервые в жизни тот неведомый импульс, что заставлял его во сне выпускать когти и уволакивать брошенный ему кусок мяса в дальний угол клетки, хотя он и обитал в ней один, превратился в нечто иное, чем некая невнятная тоска. Нужда постепенно заставила его забыть о былой неуклюжести зверя, прирученного людьми, усилила, укрепила природные инстинкты, заострила кровожадные рефлексы. Один из этих инстинктов, давным-давно позабытый, гнал тигра на север, в холодную Сибирь.

Деревня Галина, где рос мой дед, так и не появилась на картах. Дед никогда меня туда не возил, упоминал о родной деревне крайне редко и никогда не выражал ни тоски по ней, ни желания туда съездить хотя бы любопытства ради. Мать тоже ничего не могла сообщить мне об этой деревне, даже моя бабушка там никогда не бывала. Уже после прививок в Брежевине, на несколько месяцев позже похорон деда я наконец-то узнала, как туда попасть, и поехала одна, никому об этом не сказав.

Чтобы добраться до Галины, нужно было на рассвете выехать из столицы и довольно долго тащиться на северо-запад по тому шоссе, вокруг которого в пригородах предприниматели строят себе дачи — высоченные кирпичные дома, начисто лишенные каких бы то ни было признаков двора, которые никогда не будут закончены. За воротами, пока что не имевшими изгороди, окна и двери этих домов казались пустыми глазницами. В брошенных тачках, полных земли, потягивались тощие коты. Повсюду, впрочем, виднелись признаки того, что деревня понемногу заживляет раны, нанесенные ей войной. Стены магазинов были украшены разноцветными постерами, к деревьям пришпилены зеленые рекламные листки скобяных лавок и щитки с разнообразной облицовочной плиткой для дорожек и душевых, телефоны и адреса плотников, мебельщиков и мастерских по установке и ремонту электрооборудования. Затем я погрузилась на паром, с которого был виден скалистый обрывистый берег с нутром, обнаженным взрывом, желтые бульдозеры без людей, ждущие начала рабочего дня, и огромный рекламный щит «самого лучшего в мире гриль-бара», на котором был изображен ягненок, жарящийся на вертеле.

Дорога в Галину была совсем не похожа на путь в Брежевину, куда мы с Зорой ездили вместе, хотя и здесь тоже вокруг были сплошные виноградники, уходящие на восток до самого горизонта и отливающие на солнце изумрудом и золотом. Старики точно так же неторопливо переходили через дорогу прямо перед носом у мчащегося автомобиля, подгоняя стадо только что остриженных овец, и останавливались посреди шоссе, чтобы помочь перебраться на ту сторону толстеньким ягнятам или, может, просто вытряхнуть из башмака камешек, вот уже несколько часов не дававший им покоя. То, что вы можете куда-то спешить, их абсолютно не касалось. Они были уверены в том, что если человек совершает путешествие в спешке, то он наверняка обречен на неудачу.

Шоссе, ведущее в Галину, постепенно сужалось, превращаясь в однополосную сельскую дорогу, а потом начался подъем, сперва довольно пологий. Здесь можно было любоваться раскинувшимися вокруг ярко-зелеными пастбищами в обрамлении лесов. Эти яркие вспышки зелени внезапно открывались взору почти за каждым поворотом дороги. Автомобили, спускавшиеся с горы мне навстречу, издали казались какими-то слишком маленькими. Они были битком набиты пассажирами и почему-то постоянно съезжали на встречную полосу. Мой радиоприемник уже начал ловить новости из-за границы, хотя сигнал оставался еще довольно слабым, а голос диктора из-за мощных помех порой почти невозможно было расслышать.