— Откуда ты только взялась на мою голову? — готова была поспорить, что этот вопрос он задавал сам себе далеко не первый раз. А сейчас, наверное, высказав его вслух не ожидал, что я на него отвечу.
— Сам взял, — прошептала, борясь со слабостью. Все тело будто ватное стало, а боль сконцентрировалась в одном месте.
— А ты сама согласилась, — если бы по голосу можно было определить улыбается человек или нет, то я бы сказала, что Осман меня передразнивал. Вот только по суровому лицу утверждала бы, что он не просто меня не жалел, а еще бы и добавки добавил.
У нас получался какой-то совсем странный диалог, особенно, если учесть, что в сознание я пришла у него на руках. Как раз в тот момент, когда мужчина поднимался на второй этаж и нес меня в комнату.
Это на столько было не похоже на правду, что я долгое время сомневалась в том, произошло ли этот разговор на самом деле, потому что вскоре меня снова накрыло темнотой.
То ли у меня болевой порог такой низкий, то ли организм уже просто был на финишной прямой и ему требовался хотя бы такая передышка.
В следующий раз я открыла глаза и увидела перед собой смутно знакомую комнату. Вроде узнавала ее, но не могла понять откуда.
Вслед за этим пришло ощущение тупой боли. Горения в теле, сконцентрированном в одном месте.
Приподнялась резко на кровати, чувствуя опасность. Перед глазами все немного поплыло от резкой смены обстановки, но даже так я поняла, что находилась в помещении одна.
В комнате. Его и моей. Нашей.
Не раздумывая, я хотела соскочить с кровати, пока в сознании билась только одна мысль “бежать”.
Осознание “куда” и “зачем” пришло чуть позже. Почти в тот же момент, когда мои ноги коснулись пола и я не своим голосом взвыла от боли.
Правая нога как будто разрывалась на части. Перед глазами звездочки, по телу разносились разряды тока. Я рухнула на кровать и стала извиваться змеей.
На мои крики, казалось, сбежался весь дом. Топот ног снаружи доказывал, что здесь было не менее оравы, а на глаза за последние несколько дней мне попались от силы пять человек.
Под дверь сбежались все, а внутрь вошел только один.
Взгляд сумасшедший. Глаза расширены. Дыхание сбито… я бы сказала, что он испугался, только таким людям не ведан страх.
— Ляг и успокойся, — холодный приказной тон контрастировал с тем, как выглядел Осман Ференц.
Вместо ответа я только взвыла.
— Хотела снова сбежать? — не спрашивал. Знал наверняка, потому что и так сумел меня хорошо изучить, — ну, будет тебе наука на будущее как от мужа бегать. Мне даже наказывать тебя не пришлось. Никому не нужно. Ты сама себе беду на голову найдешь такую беду, что спасать приходится…
А мне больно и обидно на столько, что и возражать не хочется.
— Не двигайся, — он посмотрел мне прямо в глаза, приближаясь к кровати.
Медленно стал коленом на матрац и корпусом мощного тела подался в мою сторону.
— Как будто это так просто, — процедила сквозь зубы. А сама не знаю, то ли от боли, то ли от раздражения.
— Конечно, не просто, — он хмыкнул и только в тот момент я заметила, что все это время муж держал что-то в руках, — с таким-то ушибом нужно быть на голову отбитой, чтобы…, - он не договорил, едко буравя меня взглядом, — … впрочем, мы же о тебе говорим. Тут ничему не удивишься.
Я уже было хотела ответить, но Осман подтянул меня к себе поближе. За здоровую ногу.
— Тише, тише, — прошептал, как только я непроизвольно ударила его раз по рукам, — успокойся!
Уже повысил голос после того, как я не послушалась.
Зафиксировав мои ноги так, что невозможно было даже пошевелиться, Осман швырнул мне какой-то тюбик, а сам достал из кармана эластичный бинт.
— Ты мазь взглядом не откроешь, — втянул он воздух, — давай, перебирай пальцами.
Я от неожиданности начала выполнять все то, что он мне говорил. Зная Османа, я бы скорее поверила в то, что он добить пришел, а тут, оказывается, спасатель нарисовался. Интересно, как скоро он вспомнит о своей драгоценной вазе.
— Вазу потом обсудим, — он словно мысли мои читал.
Наносил в это время мазь на ушибленное место и даже в сторону мою больше не смотрел.
— Кто бы сомневался, — пробурчала в ответ и отвернулась. Это он меня сейчас подлатает, чтобы совесть не мучила, когда наказывать будет как маленького ребенка за шалость?
— Мне больно, — сказала раздраженно и посмотрела на него. Встретились взглядами, как будто воины мечи на поле боя скрестили.
Больно мне не было, но удержаться от комментария я не смогла. И он это знал. Поэтому глядя мне прямо в глаза он перетянул эластичный бинт чуточку сильнее.
— Теперь верю, что больно, — сила натяжения ослабла и боль отступила. Вот же принципиальный гад, — чтобы даже не думала покидать… кровать. Предупреждаю, потому что знаю тебе.
— Почему я должна тебя слу…
— Может тебя привязать, а?
— Н-не надо, — верила, что он это сделает даже не задумавшись, — если бы и хотела, то не смогла бы…
А я ведь даже не хотела. Обидно было до жути, но его такая грубая и неловкая забота давали надежду на то, что Осман не сильно жалеет обо всем, что связно со мной.