– Он не был счастлив последние годы. После того, как ваша матушка прогнала его. А уж тем более, когда она умерла, – Дине повернулась ко мне – и в глазах её встал упрёк. – Я стараюсь не винить вас, мейси дер Энтин. В том, что вы с вашей сестрой оклеветали отца однажды так страшно. Вы были совсем юной и, наверное, порывистой. А я – ещё ребёнком – и не помню почти ничего из того, что случилось. Но иногда… Иногда мне думается, что лучше бы он не пытался вас заполучить. Не лез в ваше проклятое фамильное гнездо. Он и так уже хлебнул там горя.
– Простите меня, мейси, – только и сумела я ответить.
Больше мне нечего было сказать. Конечно, я уже догадалась о многом, увидев обрывки прошлого Паулине. Но всё-таки не обо всём. Наверное, боялась сделать ошибочные выводы. И, несмотря на это, всё отчётливее осознавала, что неприязнь детей Маттейса, откровенная или скрытая, обоснована и не является одной лишь их прихотью.
– Я простила вас давно. Хилберт не может. – Дине снова отвернулась. – Пока не может. Кажется, вы хотели увидеть Пустошь? Если не передумали, то сейчас самое время.
– Настроение подходящее, – согласилась я.
Йонкери покивала и прошла мимо меня в спальню – а дальше – прочь из комнаты. Только за ней и поспевай. Неведомо какими ходами мы вывернули на узкую лестницу – такую, что порой плечо шоркалось о стену – а затем вышли на открытую площадку, огороженную каменным высоким парапетом со всех сторон с вырубленными в нём отверстиями наподобие окон. Бешеный ветер ударил в лицо, взметнул за спиной распущенные локоны и бросил по глазам паутинку волос. Дыхание на миг застряло в груди.
Я проморгалась и вновь пошла за Дине, которая уже остановилась у дальнего ограждения. Медленно переставляя ноги, я приблизилась, подняла взгляд, устремляя его вдаль – и просто обомлела. Если с южной стороны Волнпика и горной стены, что стискивала его, стелились цветочные луга, пусть и бледно зелёные от недостатка солнца, то с другой просто, казалось бы, не было ничего живого. Только растресканная глиняная корка с редкими пучками сухих кустов. Кое-где торчали и остовы мёртвых деревьев, выпроставших ветви из мутного полупрозрачного тумана, который клоками перетекал над землёй. Ветер, что нёсся нескончаемым потоком со стороны Пустоши, бросал в лицо мелкие крупинки и душную пыль. Дышал затхлостью, пронизанной едва ощутимыми ниточками смрада. Будто где-то здесь было ещё и старое болото. Но, насколько хватало глаз – это была пустая равнина, без следов, без дорог и людского жилья. И что самое паршивое – я уже видела её. В своём видении, пришедшем в бреду. Тут стояла Паулине – под защитой своих питомцев. Но только как она была с ними связана?
Я бездумно приблизилась к парапету и опустила на него ладони, провела по холодному, почти ледяному камню, вдыхая запах Пустоши и чувствуя нечто сродни тому зову, который и заставил меня недавно броситься прочь из кареты – прямо в заросли, не щадя кожи, которую царапали ветки, и платья, которое едва не в клочья изодралось об острые сучки. Он звучал так далеко, почти неслышно – но неведомым образом дотягивался до меня, ввинчивался в мозг. То ли они звали меня, то ли я их – неосознанно. Но ясная связь протягивалась между мной и Пустошью. И чем сильнее я это осознавала, тем страшнее становилось. Кто я такая? Кем была та, что оставила мне в наследство своё тело? Или, может, дело вовсе не во мне?
– Паулине, осторожнее! – предупредила меня йонкери.
Её голос донёсся глухо, а внутри ничего не отозвалось. Инстинкт самосохранения молчал напрочь, как у маленького ребёнка. Я только чуть повернула к ней голову – вяло, медленно. Заметила тень, что приблизилась с другого бока. Лёгкий толчок в спину – и я качнулась вперёд, почти переваливаясь через парапет. Ноги потеряли опору. Показалось на миг, что сейчас верхняя часть тела перевесит – и я полечу вниз, захлёбываясь ветром и задыхаясь в собственном подоле. Сердце остановилось, я вскрикнула звонко, но сумела вернуться назад: ступни снова ощутили прохладную твёрдость гранитной площадки.
– С ума сошли? – взвилась Дине, хватая меня за локоть и оттаскивая ещё дальше от ограждения. – Совсем дурная?!
Но её укор предназначался, похоже, не мне. Она уставилась гневно на кого-то. А ответом ей стал только беспечный и жестокий смех. Я вдохнула и выдохнула несколько раз, прежде чем смогла пошевелиться. Повернулась вслед за взглядом йонкери: Ренске смотрела на меня, усмехаясь недобро. Её грудь взволнованно вздымалась, будто она и сама испугалась того, что сделала. Мягкие округлости очерчивались чётче и опадали в стянутом шнуровкой вырезе её тёмно-синего, оттеняющего благородную бледность кожи платья. Конечно, она старалась не выдать волнения, словно это и правда была всего лишь шалость. Но чем прозрачнее становилась пелена странного морока перед глазами, тем яснее я видела в её взоре колкую решимость. Перевались я через парапет, она ничуть не пожалела бы, а то и сумела бы отговориться, что неуклюжая девица сама рухнула вниз.