Примерно часа через полтора, когда я восседала в кресле и пила успокаивающий зеленый чай, ко мне наведался представитель прессы. Благо, не тот чертяка из Вестника, что третировал в прошлый раз. Вопросы он задавал вполне обычные, без подвоха, так что его присутствие почти не раздражало. А как только он меня покинул, в комнату во всем своем блеске и великолепии неповторимой походкой вошел Чука.
Не став тратить времени на разговоры, он снова усадил меня перед зеркалом, критическим взором окинул мои распущенные волосы, с видом знатока их перебрал и приступил к делу.
Уже через несколько минут я перестала пытаться уследить за движениями его рук. Разнообразные флакончики, баночки, расчески и заколки появлялись и исчезали с неимоверной скоростью. Чука орудовал ими как я мечами, не оставляя ни малейшего шанса усомниться в его мастерстве. Я же настолько ему доверилась, что даже не воспротивилась, когда он вооружился горячими щипцами, которые я воспринимала исключительно как орудие пыток.
— Ну-ка, детка, — произнес Чука, развернув меня лицом к себе и приподняв за подбородок. — Еще вот здесь подправим…
— И за что мне такие мучения? — деланно горестно вздохнула я, в глубине души все же получая от этого процесса какое-никакое удовольствие.
— Назвалась мухомором — будь готова к пинку, — глубокомысленно изрек Чука, зажав между губами шпильку.
Еще раз окинув плоды своих трудов оценивающим взглядом, развернул меня обратно к зеркалу. О прическе мы заранее не договаривались, так что я понятия не имела, что он со мной сотворит.
Итог работы мне однозначно понравился. Часть волос оказалась собрана на затылке в сложные плетения, открывая шею и уши. А другая свободно струилась по спине в виде крупных, нарочито небрежных локонов.
Далее настала очередь макияжа, которого я боялась больше всего. Но и здесь мои страхи не оправдались, а Чука лишний раз подтвердил свою гениальность. Минимум косметических средств, но при этом подчеркнутые, очень яркие глаза, легкий блеск кожи и губ.
Видеть себя в таком образе было жутко непривычно, как будто я и отражение в зеркале — совершенно разные люди. Но я бы соврала, если бы сказала, что это некрасиво. Если учесть костюм, образ получился броским, эффектным и запоминающимся — как раз то, что нужно.
Когда пришел черед надевать тот самый костюм, ситуация сложилась престранная. Я полагала, что мне в помощь пришлют какую-нибудь девушку, или же я, как всегда, переоденусь сама, но помогать мне остался Чука.
— Детка, я стилист, — фыркнул он, наградив меня снисходительно-скептическим взглядом. — Ты для меня — модель. Модели для меня — не женщины. Поэтому раздевайся и не трепи Чуке нервы.
Наверное, кто-то на моем месте почувствовал бы себя оскорбленной, но я даже обрадовалась, что не придется возиться с костюмом самой. Стеснение как определение ко мне вообще никогда применимо не было, поэтому я спокойно встала за ширмочку, избавилась от брюк и туники, а затем позволила стилисту меня переодеть.
Справился он на удивление быстро, и за полчаса до начала игр я была полностью готова.
Прозвучавшие на арене фанфары разнеслись по всему комплексу, добравшись и до моей комнаты. Следом раздался бодрый голос ведущего, поприветствовавшего собравшихся и объявившего игры открытыми.
А далее все смешалось в какой-то сюрреалистический калейдоскоп. Безудержные овации, номера приглашенных музыкантов и пародистов, торжественное представление компетентного жюри, в котором всегда присутствовал глава магической гильдии — но только не в этот раз. Видимо, сказалось мое участие.
Следом одна за другой хлопали соседние двери, сообщая, что участники выходят из своих комнат. Далее снова овации, свист, слаженные кричалки болельщиков и громкие звуки музыки.
Если бы не присутствие Чуки, я бы точно сгрызла все ногти.
— Плакс, ты видишь? — спрашивал стилист у своей собачки. — Не вздумай уподобляться детке в этой прескверной привычке. Лак на твоих коготках, малыш, целое состояние стоит. Детка, тебя это тоже касается.
Вот после этого я грызть ногти и перестала. Не потому что лак жалко, а потому что привычка и впрямь прескверная.
Судя по взгляду, Плакс был полностью солидарен с хозяином и уподобляться какому-то там нервному боевому магу не собирался. Никогда не разделяла всеобщего умиления к этой породе. Шаореи — маленькие, в складочку, да еще и голые собачки с невероятно большими, как будто слезливыми глазами.
— А ты ему нравишься. Вон как на тебя смотрит, — неожиданно произнес Чука и, уже обращаясь к любимцу, засюсюкал: — Да, мой сладкий? Нравится тебе детка? Или это костюм ее нравится? Ну, конечно, костюм! Ты ж мой пирожочек сахарный…
Я бы непременно захлебнулась в вязком розовом сиропе, если бы не внезапно открывшаяся дверь.
— Фелиция, прошу за мной, — проронила показавшаяся на пороге Имира. — Вторая группа собирается в общем зале ожидания. Пожалуйста, поторопитесь.