Жена винодела

В голосе Инес явственно слышалась горечь, при том что Мишель с Тео не раз давали ей шанс быть полезной. Совсем недавно им остро понадобилась помощь с дегоржированием – удалением осадка из бутылок, в которых уже образовался газ, – и они стали учить этому Селин и Инес. Процедура требовала сноровки: следовало, держа бутылку горлышком вниз, быстро вынуть пробку специальной открывалкой, называемой pince à dégorger, и одновременно перевернуть бутылку. Едва давление газа выбивало осадок, горлышко нужно было заткнуть большим пальцем, чтобы не вылилось само вино. У Селин это начало получаться попытки с тридцатой, а Инес так и не приноровилась, так что на второй сотне бутылок ее пришлось остановить – слишком много вина растеклось по полу погреба.

– Ну, сейчас-то вы ему помогаете, – сказала Селин.

– Да. – Инес шмыгнула носом. – Но постучать по дереву и залить бочку водой мог бы кто угодно, правда?

Селин заставила себя улыбнуться:

– Все же это нужное дело.

– Да, – отозвалась Инес погасшим голосом. – Мишель именно так и говорит.

Следующие несколько часов две женщины работали, почти не разговаривая, – разве что обменялись несколькими репликами о том, куда поставить бочки и в котором часу вернутся мужья.

Около семи они услышали знакомый грохот – это наверху к дому подъехал ситроен. Спустя еще мгновение по винтовой лестнице спустился Мишель, а за ним – улыбающийся Тео.

– Как все прошло? – обратилась к нему Селин, поднимая глаза от очередной бочки и отряхивая руки.

– Чудесно, – ответил Тео, и впервые за много месяцев Селин увидела, что в его глазах светится надежда. – Цель в том, чтобы заставить Клебиша иметь дело не с каждым из нас в отдельности, а с организацией, представляющей нас всех. Тогда мы сможем разделить этот оброк по справедливости.

– Идеальное решение! – радостно воскликнула Инес и захлопала в ладоши, однако хмурый взгляд мужа ее остановил.

– Шаг в верном направлении, – осторожно заметил Мишель. – Но на собрании было также сказано, что Клебиш еженедельно реквизирует в Шампани пятьсот тысяч бутылок.

– Пятьсот тысяч? – переспросила Селин. – Как же мы это выдержим? Если виноград снова не уродится…

– По крайней мере, – Тео взглянул на жену, – они прекратят стоять у нас над душой, требуя самые ценные сорта. Верь мне, Селин, объединение – правильная вещь, и отрасль выстоит. Все будет хорошо.

Мишель кашлянул, Селин подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Похоже, им обоим пришло в голову одно и то же – что Тео не понял сути. Война ставит под угрозу не только производство вина.

– Так или иначе, с новой схемой наверняка будет легче, – заключил Мишель, после чего еще раз посмотрел на Селин и какую-то долю секунды удерживал ее взгляд. – Ну, а как у нас продвигается проверка бочек?

Тем вечером Тео притянул к себе Селин, как только та улеглась рядом с ним в постель, но она с удивлением обнаружила, что тело отказывается отвечать на ласки, и лишь усилием воли смогла заставить себя расслабиться.

– Шампанское выживет. – Тео погладил ее по щеке. Прикосновение мозолистой руки казалось странным и непривычным, Селин не помнила этого ощущения. – Сегодняшнее собрание, Селин, понимаешь, сегодня я впервые почувствовал, что решение существует. Де Вогюэ – умнейший человек.

– Да.

– Он о нас позаботится. С вином все будет в порядке. – Тео опять коснулся ее лица, потянулся губами к ее губам, и тут она не сдержалась:

– А с людьми? Неужели тебе есть дело только до вина?

Тео замер, потом отодвинулся и перевернулся на спину. Селин закрыла глаза в темноте. Она сердилась на себя: не стоило напоминать мужу о страхах, которых тот не разделял.

– Конечно, не только, – поспешно ответил Тео. – Но о вине приходится думать – ведь в нем вся наша жизнь, Селин.

– Нет, Тео, не вся. Мы делаем вино, но оно – не мы сами. Если немцы завтра уничтожат наши виноградники, мы попробуем что-нибудь придумать. Но что, если они уничтожат моих родных? Если это уже случилось?

– Селин, не надо. Твои родные в безопасности, все будет хорошо, увидишь.

– Как знать? – Перед глазами Селин встало лицо отца, плечо ощутило тяжесть сильной руки деда, а щека – прикосновение теплых бабушкиных губ, и ей вдруг стало невмоготу лежать рядом с Тео. Без единого слова она выбралась из постели и двинулась к двери спальни, задержавшись лишь для того, чтобы взять длинный свитер, который висел на спинке стула в углу.

– Селин, что это за сцена? Куда ты?

– Подышать воздухом. – В темноте она прошла к задней двери, отчасти ожидая, что Тео бросится за ней и попросит прощения за свою черствость. Но он не стал вставать, и Селин подумала, что это многое о нем говорит.

Снаружи все было залито светом почти полной луны. Селин направилась к погребам. Там, наедине с дремлющими бутылками, она могла успокоиться. Тео не верил, что вино ее заботит, а зря – на самом деле заботило, и очень глубоко. Просто ее сильнее, чем мужа, беспокоила реальная жизнь работников; в каждой бутылке она чувствовала их сердца и души.