Жена воина, или любовь на выживание

И только сейчас я обратила внимание на дворец Эрана. Никакого необработанного камня, никаких плохоотесанных балок, торчащих в потолке, да и серых мрачных стен не наблюдалось. Белое, золотое, стекло — основные мотивы декораций. Белые летящие занавеси на резных окнах, особое стекло, рассеивающее солнечные блики по пространству, белоснежные ковры на полу, золотые узоры на стенах и потолке. Ощущение словно попал в сказку. Но не в ту, где мелькают призрачные феи, здесь сразу становилось ясно — не для фей домик: массивная мебель, диваны на крепких ножках, столы внушительные, кресла вместительные. Все было сделано под тар-энов, и все равно изумительно красиво. И много, очень много зелени. На виднеющихся из окон балконах, по углам комнат, в широком светлом коридоре, который выходил к великолепной лестнице. И стоило спуститься на первую ступеньку, как я потрясенно замерла — лестница была мраморная, с позолоченным рисунком по ступеням, а вот перила оказались хрустальными. И скользя пальцами по ребристой поверхности, изображающей тело змейки, я потрясенно молчала. Сказочный дворец, просто сказочный.

А внизу ждал пушистый ковер. Пушистый настолько, что нога утонула по щиколотку, вмиг скрыв белоснежные туфельки на небольшом каблучке, которые мне принесли к платью. И только внизу я впервые увидела воинов. Их было всего двое, оба стояли у дверей и поклонились, стоило мне спуститься. Поклонились с уважением, то есть вообще никакого презрения как у папандра в хассарате. И это… было приятно.

— Прошу, принцесса Киран, — произнесла моя сопровождающая.

Женщина спустилась быстрее меня, откровенно залюбовавшейся лестницей, и сейчас терпеливо ожидала у двустворчатой резной двери, хейры сидели рядом с ней, по обе стороны. Невозмутимые как и всегда.

Мы с Икасом гордо прошли мимо них — я не удержалась и ближайшую ко мне почесала за острым ушком, а шерстюсик и вовсе лизнул в нос вторую. Невозмутимости у зверюг поубавилось, а глаза сузились.

— Злые они у вас, — пожаловалась я посеревшей от чего-то женщине.

— Хейры не терпят прикосновений, — прошептала она севшим голосом. — Прошу вас, больше…

Я подумала, вернулась, нагло погладила застывшую от возмущения зверюгу, и после этого гордо прошла в двери. Вслед мне донеслось глухое рычание.

— Еще погладить? — обернулась я.

Хейра моргнула от удивления.

— Идем, — позвала зверюгу.

И она пошла. То есть поднялась, величественно прошла мимо остолбеневшей женщины, подошла ко мне, и встала по левую сторону, справа просто стоял весь такой заинтересованный Икасик, который за движениями Хейры следил, склонив набок голову и высунув язык. А потом вдруг резко подобрался и зарычал.

— Она мне мстить будет, да? — догадалась я.

Хейра оскалила на меня клыки. Икас оскалил свои. Что сказать, у хейры они повнушительнее были.

— Хорошая кошечка, — успокаивающе проговорила я, отступая подальше, — очень хорошая…

Зверюга зарычала.

— Нне буду тебя больше трогать, — все так же осторожно отступаю.

Но животное, услышав мое обещание, прекратила угрожать, величественно кивнула и обернулась ко второй, с видом ‘Как я ее, а?’. Мы с Икасиком переглянулись и было решено заняться кошками вплотную. Не то чтобы сильно хотелось, но так, в качестве профилактики зазнайства и вредности.

А потом я вошла в наполненное светом и хрустальными статуями помещение и остановилась. Потому что там во главе накрытого стола сидел Эран, а рядом с ним стояла… бабушка. Я ее сразу узнала, несмотря на то, что одни глаза и были видны, а одежда у всех эйтн она одинаковая. Но это все равно была бабушка.

И потому я заулыбалась еще до того, как она сказала:

— Здравствуй, Пантеренок.

Я не отказала себе в удовольствии пробежать через все помещение, и с разбегу крепко-крепко обнять бабушку. Она не ожидала этого. Растерялась в первое мгновение, опустила руки, а потом:

— Кирюсик, — и осторожно обняла меня.

И было в ее объятии что-то такое родное, что маму напомнило, и… У меня ведь никого не было кроме мамочки, а теперь есть бабушка, и Араван, Эран.

Осторожно отстранившись от Кираты, я взглянула на тар-эна, который как-то механически гладил уткнувшегося в его плечо Икасика, и Эран смотрел на меня. Странно. Грустно. С какой-то невыразимой горечью. Перевела взгляд на бабушку, из непроницаемо-черных глаз медленно скатилась одинокая слеза… и затерялась в складках черной ткани, закрывающей лицо эйтны МакЭдл.

— Знаете, — тихо начала я, — будет лучше, если вы мне сразу скажете все как есть.

Я прошла к столу, потянув бабушку за собой, села — Кирата присела рядом. Странно присела, как-то с краю. Мне вдруг вспомнилось, что единственная эйтна которую я видела сидящей была эйтна-хассаш. Впрочем, нет, на креслах эйтны сидели, а что не так со стулом?

Бабушка, заметив мое недоумение, вдруг тихо сказала:

— Мутация затрагивает костную ткань, Пантеренок.

— Что? — удивленно переспросила я.

Кирата медленно подняла руку к ткани, закрывающей ее голову и лицо, затем осторожно, словно осужденный на казнь, начала разматывать. Слой за слоем… А затем медленно стянула экесе с головы…

Не знаю, как я удержала крик!