Жена врага. Я тебя присвою

От воспоминаний об этом разговоре мои руки сжимаются в кулаки. Потому что я вспоминаю этот момент, когда увидел ее, и слова, которые сказал: «Я вернусь за тобой». Что ж, я вернулся. Вернулся для того, чтобы сделать твою и без того нелегкую жизнь еще хуже, отчаянней, сложнее.

Машина подо мной ревет на все свои лошадиные силы.

И я вдруг совершенно неожиданно для себя меняю траекторию движения.

Выкручиваю руль и подрезаю какого-то мудака на джипе, игнорирую его сигнал клаксона.

Не нужно мне в офис, не хочу сегодня выслушивать все, что не касается одного человека, который пробирается под кожу так сильно, что не вымыть мылом, не вытравить химикатами.

Я возвращаюсь домой, для того, чтобы успокоить Анжелику. Чтобы показать ей, что ничего страшного нет, что все пройдет.

— Собирайся, — оставляю на кровати пакет с вещами, которые купил по пути в бутике.

— Что? Куда мы едем? — она взволнована и испугана. Прижимает ладони к горлу – будто хочет удержать сердце, которое хочет вырваться наружу.

— Прогуляться.

— Сергей! Но как…что…куда…

Прикрываю за собой дверь – если задержусь еще на мгновение, снова не смогу удержаться, и стяну с нее шмотки, потому что видеть ее цвет, ее трогательную нежность и не прикоснуться – это невозможно. Тем более теперь, когда я знаю ее вкус, ее аромат, ее сладость.

Через несколько минут она сбегает по лестнице вниз.

И я снова не могу оторвать от нее глаз.

Легкое платье обвивает ноги, узкие лодыжки соблазнительно скрыты в тонких туфлях на небольшом каблуке, скромное декольте намекает на сокровища, которые таятся под тканью. Я сглатываю вязкую слюну. На кончиках пальцев покалывает электричество. Кажется, если щелкнуть пальцами, весь дом взлетит к чертям от напряжения, которое в один миг разрастается между нами.

Разворачиваюсь и выхожу на улицу, завожу мотор.

Анжелика медленно идет за мной.

Кажется, она не чувствует опасности, но это подвешенное состояние выматывает ее, лишает энергии, и мне хочется уже разрубить этот гордиев узел. Простым сексом этого не решить, он только все усугубляет.

И я хочу все изменить.

— Куда мы едем?

Она поправляет на коленях сбившееся платье, а меня ведет от этого движения. Хочу плюнуть на все, откинуть автомобильное кресло, задрать подол платья и провести горячей ладонью по ее гладким, нежным розовым округлостям, сжать их, почувствовав дрожь, которой с готовностью на мои ласки отзывается эта девочка.

Кажется, она ловит это желание в моем потемневшем взгляде, потому что вдруг улыбается. Вернее, пока только тянет уголок губ, но я вижу, как теплеет ее взгляд. Ей приятно быть со мной рядом, она хочет этого, но внутри все еще борется сама с собой. Глупая. Теперь от меня никуда не деться.

— Едем за город. Чопурия в больнице. Вся его рать там же, и в городе не осталось никого, кто мог бы увидеть тебя и навредить.

— Что? Мы едем за город?

— Погуляем немного, подышим свежим воздухом. Не все же сидеть взаперти.

— Не думала, что пленницам положен такой моцион, — грустнеет она.

Я не отрываю взгляда от дороги, которая стремительно пропадает под капотом моего автомобиля. Перекладываю руку с коробки передач на ее колени, беру ее хрупкую ладонь в свою. Сплетаю пальцы.

— Анжелика. Ты уже давно не пленница.

Она коротко вздыхает, грудь приподнимается в вырезе и опадает.

— Я не смогу изменить историю нашего знакомства, но хочу все исправить на будущее.

— Ты думаешь, что у нас есть будущее? — она отворачивает голову к окну, и резко грустнеет.

Я же сильнее сжимаю ее пальцы.

— Конечно.

Вижу в отражении стекла, что ей приятны эти слова.

Глава 34.

Сергей

— Моя семья была самой обычной, — мы идем по набережной и смотрим, как вода блестит серебром. Анжелика зябко ежится, несмотря на солнце, и я укутываю ее своим пиджаком. — Только…сестра с матерью большую часть жили в городе, а мы с отцом – за городом, в доме. Психолог считала, что таким образом можно будет снизить мою потребность в сестре. В ее красках.

Я говорю откровенно, чтобы Анжелика знала – теперь я не желаю ей зла, не хочу, чтобы она как-то страдала и чувствовала себя плохо. Я хочу упростить ее жизнь, сделать ее легче и свободнее. Впервые признание о своей жизни озвучивается чужому человеку, но сейчас это кажется самым разумным.

— Тогда я был ребенком и хотел играть только с ней, потому что только она была цветной – розовая кожа, мелкие фиолетовые синяки, пшеничные волосы, голубовато-серые глаза. Это очень странно и страшно, когда во всем мире только одно единственное пятно окрашено в разные цвета, и поэтому, я, конечно, фокусировался на ней. Но теперь все изменилось. С возрастом это желание ослабло. Но ее смерть потрясла меня сильнее, чем гибель родителей.

Анжелика вздыхает и сжимает мою руку сильнее.