Жена завоевателя

Надо изобразить притворную капитуляцию, сердито уговаривала она себя. Но только притворную, а не настоящую.

— А как насчет его склонностей и предпочтений? — спросил Гриффин.

— У него есть одно предпочтение — я. В этом нет сомнений. Но раз уж ты вспомнил о нем, могу сказать, что он обладает талантом к цифрам и очень хорошо выполняет свои обязанности.

— Он мне не нужен. А как насчет твоих рыцарей? Сколько их сейчас?

— В настоящий момент с десяток.

— И чего мне от них ожидать?

Она скупо улыбнулась:

— Сопротивления. Они будут сопротивляться все до единого.

Его улыбка была намного шире.

— Говоришь, все до единого?

— Что?

— Считаешь, они верны тебе все до единого?

Ее улыбка теперь казалась неуверенной:

— А тебе известно что-то другое?

— Я знаю, что все они принесли мне клятву верности.

Он помолчал, потом добавил:

— Все до единого.

От изумления ее рот широко раскрылся. В этот напряженный момент в рот ей могла залететь муха и вылететь обратно.

— Джеравиус? Фальк?

— Это высокий мускулистый малый с блестящими глазами? Любит камень и вообще архитектуру.

— Джеравиус, — едва слышно выдохнула она.

— А как насчет твоего военачальника?

Ее плечи опустились.

— Фалька?

Он оглядывал ее с головы до ног.

— Они сказали, что это ради твоего блата и безопасности. Я принял их клятву верности.

— Ради безопасности? Моей безопасности?

— Они сочли, что ты в опасности, — сказал он задумчиво, окидывая взглядом комнату с ее потертыми гобеленами и обивкой.

— Не сомневаюсь, что ты облегчил их совесть и успокоил их.

Его взгляд переместился на нее:

— А почему ты воображаешь, что тебе не грозит опасность?

Ее невольно охватил страх, и она содрогнулась, но гневный взгляд, которым она его окинула, должен был сбить с него спесь. Однако она не преуспела.

— А я в опасности? — смогла она все-таки спросить.

— Что я говорил тебе прежде?

— Когда прежде?

— Ну, в гостинице по дороге из Лондона.

Она окинула его проницательным взглядом:

— Это не было гостиницей.

Его взгляд пропутешествовал по ее корсажу, потом спустился вниз, на юбки, и снова вернулся к лицу.

— Что я тогда сказал тебе, Гвиневра?

Ей потребовалась целая минута, чтобы прийти в себя. Она с трудом сглотнула. Господи! Он говорил ей тысячу опасных и соблазнительных вещей, чувственных, касающихся плоти.

— Ты… ты говорил много разного.

Она рассеянно сделала жест, обращенный к его поясу:

— Но ведь тогда ты не был одет как воин и к боку твоему не был прицеплен меч.

Его руки задвигались, он отстегнул пояс. Тот со звоном упал на пол вместе с мечом, кинжалом и саблей в потертых и поцарапанных кожаных ножнах. Но даже неподвижный, безмолвный и без оружия он казался опасным. Опасность распространялась от него, накатывала волнами.

— Нет, я снова спрашиваю, Гвиневра. Что я сказал тебе?

Она почувствовала, как холодный пот стекает по животу. А взгляд ее был прикован к оружию на полу.

— Ты сказал, что мне нечего бояться тебя.

— И это так.

— А как же мои люди? — спросила Гвин, отступая и спотыкаясь о кайму своего платья. Она выпрямилась и оказалась прижатой к стене. — Должно быть, они считают, что им есть чего бояться. Что ты сказал Джерву и Фальку?

— Лишь то, что я вернулся домой. И что ждет тех, кто будет мне противостоять.

— Господи, Язычник! Ты с таким же успехом мог выцарапать им глаза.

— Глаза у них слегка округлились.

Ее брови разгладились.

— Они добрые люди, верные и значат для меня все на свете. Если ты им угрожал…

Он сделал шаг к ней. От его тела веяло жаром. Ее же охватил озноб, будто в приступе лихорадки. Потом он ударил ладонью по стене возле ее головы. Она дернулась, будто пробудившись, полная внимания.

— Я им не угрожал, леди.

Его другая рука легла на стену, и Гвин оказалась между его раздвинутыми руками.

— Я повторю тебе то, что сказал им. Этот замок мой, и ты моя, как все и всё, что находится в замке. Если станешь противодействовать мне, то потерпишь поражение.

— Ты смеешь мне угрожать?

Он смотрел на нее холодно поблескивающими глазами.

— Ты не видела ничего из того, что я делал и могу делать, леди, как не видела того, что я потерял. Моя роль здесь очевидна. А ты как сноп пшеницы в большом пшеничном поле. Не более. И я тебе не угрожал, — добавил он, понизив голос. — Я только объяснил свою позицию.

— Слишком хорошо, милорд, — ответила она холодным и ясным голосом. — А теперь послушай меня. Я не обнажала меча в битве. Поэтому считай, что я не сражалась. Ты можешь раздавить меня как букашку, но предупреждаю: я способна ужалить, и в моем жале есть яд, какого ты не встречал за все долгие годы в Нормандии.

Она поднырнула под его руку и, спотыкаясь, сделала несколько шагов в сторону. Сноп пшеницы? Так вот что значил Лондон? Внезапно у нее возникло такое ощущение, будто она выпила слишком много вина и сейчас ей станет дурно.

Он невозмутимо наблюдал за ней.

— Я не забыл, что такое английское предательство, леди. И еще долго буду об этом помнить.

— Ты имеешь в виду моего отца? — кинула она ему в лицо.

— Я имею в виду твоего отца. И тебя.

— Меня? — выкрикнула она. — Меня? А как насчет тебя самого?

— Меня самого? — Его изумление выглядело почти комично. — Как это?