Жена завоевателя

Он ощутил холодную сталь и вес этого ключа, свисавшего с его шеи на искусно изготовленной серебристой же цепочке, которую он заказал и приказал де Луду сохранить для него во время его последней поездки в Ипсайл-на-Тайне.

Этот ключ был только началом.

Будет время для всего. И всему свое время. В недалеком будущем для Эндшира наступит время восстать из пепла, а для Соважа — пасть.

Глава 20

Стоя на коленях в огороде и помогая приготовить почву на зиму, Гвин пыталась забыть о ситуации, в которой запуталась. Ничего нельзя было поделать. Она могла только ждать. И надеяться.

Эта мысль была просто нелепой и смехотворной. Надеяться на что? Надеяться на то, что король Стефан будет побежден, или на то, что сокрушат Генриха, господина Гриффина?

И в том и в другом случае неминуемо должен был пострадать тот, кто был ей дорог.

Кровь застучала у нее в висках, и она уставилась в ясное голубое небо.

Ей требовалось побродить по стене замка.

Она поднялась на ноги, оправила юбки и двинулась к зубчатой стене и укреплениям на ней. Она шла быстро, опустив голову и не глядя по сторонам, когда столкнулась с чем-то твердым.

— Ух-х! — послышался голос. Алекс, шатаясь, отступил на несколько шагов, отдуваясь, хлопая себя по животу и гримасничая.

— Сэр Алекс, — задыхаясь, выговорила Гвин и поспешила к нему. — С вами все хорошо?

Он попятился еще на несколько шагов, протягивая вперед руку, будто отстраняя ее.

— Все прекрасно, миледи.

Она отступила и расправила юбки, завертевшиеся вокруг щиколоток.

— Какой славный вечер.

Она готова была говорить обо всякой чепухе, не в силах смотреть ему прямо в глаза.

Гвин не хотелось видеть его лицо, особенно теперь, когда у нее возникло ощущение, что он подозревает ее.

— Это так, — последовал монотонный ответ.

— Да, это так.

Она двинулась дальше, опустив голову.

— Недавно катались верхом?

Она медленно повернулась к нему:

— Нет.

— А мне показалось, что ваш конь хромает.

— Нет, — ответила она еще медленнее, потом повернулась к нему: — А в чем дело?

Он пожал плечами:

— Я не думаю, что есть основания для беспокойства. Просто я видел, что его не было, в конюшне. Вот и все.

Ужас холодной волной распространился по ее телу, омыл желудок.

— Я люблю ездить верхом, сэр. У милорда возникли какие-нибудь проблемы в связи с этим?

Он покачал головой, продолжая сверлить ее глазами:

— Нет.

— Тогда не понимаю, почему это беспокоит вас.

Она с ледяным выражением лица вскинула голову и зашагала прочь.

— Если вы причините ему вред, Гвиневра, пожалеете об этом.

Она остановилась, но не повернула к нему головы. Он больше не сказал ничего, и она пошла дальше, стараясь не схватиться за сердце и пытаясь скрыть его бешеное биение.

— Я слышал, что верховая езда проясняет мозги, — сказал он ей в спину. — Особенно при головной боли.

Ей стоило отчаянного усилия не приподнять юбки и не пуститься в бегство.

Люди Гриффина разбрелись по замку и его окрестностям как рабочие пчелы. Одни занимались подготовкой стен к восстановительным работам в тех местах, где каменная кладка раскрошилась, другие работали на полях: октябрь был последним месяцем в году, подходившим для пахоты. Многие из рыцарей тренировались в рукопашном бою с копьем, мечом и короткой кривой саблей. Гриффин хотел, чтобы его люди сохранили боеготовность в любых условиях. Им предстояло здесь жить, заводить семьи, но начинать надо было теперь же.

И он пытался этому способствовать.

Он постоянно ощущал присутствие Гвин, куда бы она ни направлялась — шла ли в огород с поварихой или разговаривала с Уильямом из Файв-Стрэндс (она настояла на том, чтобы он остался здесь) об известковании полей в отдаленном мэноре, приветствовала ли очередного гонца или болтала на ходу с одной из множества женщин, теперь живших в «Гнезде», что происходило чаще всего.

Откуда они все явились? — удивлялся он на следующий день, помогая втаскивать камень на стену. — Сплошные груди и хихиканье, — проворчал Фальк, когда Гриффин втащил камень, Но Гриффин, заметил, что Фальк прервал эту потогонную работу, чтобы помочь одной из этих женщин подняться по ступенькам, что свидетельствовало о том, что он не такой уж мужлан.

Похоже было, что Гвин привечала и принимала в дом всех осиротевших и обездоленных из соседних окрестностей. Они были везде, и их пестрые одежды и кокетливые улыбки заставляли мужчин бросать молотки и ронять гвозди. И при них всегда была Гвиневра, ее голос разносился по внутреннему двору, и хотя слова были неразборчивы, тон можно было различить, как и мелькание красных, желтых или изумрудно-зеленых юбок по мощенному булыжником двору, когда ока носилась по нему туда-сюда.

Недовольный собой, он шлепнул новую порцию раствора на камень. Все, ради чего он сражался, было здесь, перед ним, но вместо радости и отдохновения он ежедневно тратил долгие часы, обыскивая темные, мрачные, затянутые паутиной комнаты.