Они сели в джип, за рулем которого был Чекота, выехали из поселка и свернули на лесную дорогу.
— На островах сейчас туман, — напомнил оператор Гвоздеву. — А здесь ясно и сухо.
— Распалим костер и кинем сырую хвою, — с ходу нашел выход Гвоздев.
Машина свернула с грунтовки, углубилась на пару сотен метров в лес и остановилась на поляне. Посреди нее стоял наскоро сделанный шалаш. Ветки торчали во все стороны, отчего шалаш напоминал небольшого замшелого динозавра, покрытого шипами.
— Время, ребята, время! — поторопил Гвоздев и предупредил Бревина: — Имейте в виду, что на пленку мы снимаем первый и последний раз. Потом будем перегонять сюжет прямиком в аппаратную без всяких дублей!
Оператор принялся устанавливать треногу и протягивать кабель от камеры к джипу, в который была загружена телевизионная аппаратура. Бревин, потягивая пиво, кругами бродил по полянке, стараясь не приближаться к шалашу. Эта уродливая постройка вызывала у него неприятные ассоциации.
— Я готов! — доложил Чекота.
Гвоздев, сидя на корточках, пытался поджечь сырые ветки. Спички обжигали ему пальцы, он кряхтел и дул на них. Наконец над полянкой поплыл жиденький дымок.
— Годится! — махнул рукой оператор, глядя в видоискатель. — Никто не подкопается!
Бревин сел на траву перед шалашом. Брючный ремень впился в тело с такой силой, что пришлось его тут же ослабить на пару дырок.
— Вы слишком радостный, — озабоченно произнес Гвоздев, рассматривая Бревина, словно изваяние скандально известного авангардиста. — Не забывайте, что пошли четвертые сутки вашего пребывания на острове.
— Хорошо, — кивнул Бревин, насупил брови и скорбно скривил губы.
— Не то, — покрутил головой Гвоздев. Он подошел к Бревину, чуть повернул его голову в сторону. Потом отступил на пару шагов, полюбовался.
— Ну? — быстро уставая от такой статичности, процедил Бревин.
— У него такое лицо, будто он торопится на самолет, улетающий на Канары, — подсказал Гвоздеву Чекота.
— Сам вижу! — нервно ответил Гвоздев.
Он и оператор надолго замолчали, уставившись на Бревина.
— Эй, ребята! — усмехнулся Бревин. — Долго мне еще задницей муравьев давить?
— Понимаете, — произнес Гвоздев, не без труда подбирая точные слова. — У вас стал какой-то неестественный вид. Вы будете резко отличаться от остальных игроков, и зритель может заподозрить фальсификацию.
— Вид! — фыркнул Бревин. — А что мне, по-вашему, землю жрать, чтобы вид стал нормальным?
— Тени прихватил? — спросил Чекота у Гвоздева. — Надо грим наложить.
— Сейчас! — спохватился Гвоздев, кинулся к машине и скоро вернулся с большой пудреницей в руке.
Он склонился над лицом Бревина и стал возить кисточкой под его глазами.
— Ты что там, фингалы мне рисуешь? — забеспокоился Бревин. — Зеркало дай!
Он выхватил пудреницу из руки Гвоздева.
— Ну и урод! — честно признался Бревин, глядя на себя, и даже развеселился. — Вот это щеки! А глаза где? Ты мне глаза нарисуй!
Гвоздев, пританцовывая перед Бревиным, словно художник перед полотном, сделал еще несколько штрихов и, наконец, отошел в сторону. Оператор смотрел на натуру сначала невооруженным глазом, затем приник к видоискателю. Он долго молчал, но было понятно, что внешность «робинзона» ему не нравится.
— Надо лицо смазать глиной, — сказал он. — Как Лагутин сделал. Тогда к нам никто не придерется.
— Ты еще предложи его дерьмом вымазать! — обозлился Бревин.
— Что значит комфортная жизнь! — натянуто улыбаясь, сказал Бревину Гвоздев. — Ничем не выведешь ее отпечаток с лица!
— Ладно, делай что-нибудь! — махнул на него Бревин. — Умираю, хочу пива с креветками!
При упоминании пива с креветками Чекота судорожно сглотнул и, дабы отогнать навязчивую мысль, стал подправлять детали шалаша. Гвоздев наковырял в ближайших зарослях крапивы сырой глины и стал размазывать ее по лицу Бревина. Тот уже по-настоящему развеселился, глядя на себя в зеркало.
— Самое прикольное, что я не прихватил с собой воды. Придется с такой рожей возвращаться в гостиницу… Эй, поосторожней! В уши-то не надо заталкивать!
В конце концов и оператор, и Гвоздев удовлетворились обликом Бревина, хотя на него трудно было смотреть без смеха. Бревин это чувствовал, но ничуть не переживал.
— Если вы готовы, тогда начнем, — поторопил Гвоздев, демонстративно взглянув на часы.
— Да уже давно готов, — ответил Бревин. — Это вам мое лицо почему-то не нравится.
— Скажите своими словами, что жизнь на острове изменила вашу сущность, — подсказал Гвоздев. — Что вы познали себя, свои возможности, определили запас прочности…
Тут вдруг Бревин скривился, схватился за живот и проворно вскочил на ноги.
— Начинайте пока без меня, — пробормотал он, выискивая кусты погуще. — А мне надо с японской кухней распрощаться… Будь прокляты тэккомаки, сякэ рору вместе с икрой морского ежа…
С этими словами он вприсядку побежал в заросли и там надолго притих.
— Если мы каждый раз будем столько времени тратить на съемки… — начал было роптать Чекота, но Гвоздев его решительно перебил:
— Денег хочешь?