— Добрый вечер, господин спасатель! — театрально произнес Саркисян, приподнял кепку и поклонился. — Вы все еще на свободе?
— Если быть до конца честным, — ответил Ворохтин, — то меня восхищает твоя выдержка.
— О, да! — охотно согласился с этим Саркисян. — Еще моя мама говорила, что на моих нервах можно строить подвесные мосты. А вы, наверное, плохо спите? У вас неважный вид.
— Это дурная наследственность, — с улыбкой ответил Ворохтин. — А вообще, я мстительный и беспощадный человек. И от меня очень трудно избавиться.
— Надо же! — покачал головой Саркисян. — Какая самооценка!
Он снова приподнял кепку и неторопливой походкой пошел в аппаратную, где вовсю шел монтаж очередной подачи.
Темнело. Небесная синева густела, чем ближе к востоку, тем сильнее, но небо оставалось по-прежнему чистым и прозрачным, что предвещало звездную и холодную ночь. Ворохтин поднялся на спасательную вышку. Облаченный в армейский бушлат наблюдатель курил, любуясь кроваво-красным закатом.
— Не волнуйся, не усну, — сказал он.
— Если заметишь сигнальную ракету, постарайся сообщить мне об этом первому, — попросил Ворохтин.
— Без проблем! — пообещал наблюдатель. — А ты думаешь, будет ракета?
Ворохтин пожал плечами:
— Не хотелось бы. Но на душе неспокойно.
— Хватит уже ракет! — сказал наблюдатель и трижды сплюнул через плечо.
Ворохтин спустился вниз. Тут же на него буквально налетела Кира.
— Я все узнала! — зашептала она, хватая его за рукав. — Вот список тех, кто последние три дня брал напрокат лодки! Пойдемте на берег! У вас фонарик с собой?
Они зашли на причал. Кира села на доски, свесила ноги вниз и разровняла на колене мятый клочок бумажки.
— Смотрите! — заговорщицки сказала она, когда Ворохтин посветил на список. — В первый день лодку брали некая Сидоренкова с ребенком, потом сторож Дорохин и бизнесмен Гойдов с девушкой. На второй день опять сторож…
— Из тебя получится настоящая журналистка, — заметил Ворохтин. — Точность и дотошность превыше всего. Ты мне скажи, Гвоздев пользовался лодкой или нет?
— Да, да, да! — горячо зашептала Кира и оглянулась — не подслушивает ли кто. — Вот, пожалуйста! «Гвоздев», а в скобочках — «телевидение». Самое интересное, что он брал лодку именно в ту ночь, когда мы нашли убитую Лену!
Ворохтин взял список из рук девушки и пробежал по нему взглядом.
— Он пользовался лодкой только один раз?
— Лодочник говорит, что за всеми уследить не может, многие берут лодки без спроса, и Гвоздев тоже мог так поступить.
Ворохтин с интересом посмотрел на Киру, заталкивая бумажку в карман.
— Ты мне начинаешь нравиться, — сказал он. — Натура неугомонная и решительная.
— Я хочу написать разгромную статью о шоу-бизнесе, — призналась Кира, слегка зардевшись от комплимента Ворохтина.
— Сенсационный материал?
— Да что вы привязались к сенсации! — воскликнула Кира, готовая обидеться. — Журналистика без сенсации все равно что…
— Брачная ночь без невесты? — предположил Ворохтин.
— Ну, это не вы первый придумали, — ответила Кира. — А во-вторых, сравнение неточное.
— У передачи огромный успех. Дадут написать разгромную статью?
— Написать-то дадут, — вздохнула Кира. — А вот опубликуют ли… Но я сделаю все, что мне подсказывает совесть.
— Браво, — сказал Ворохтин. — Выходит, мы с тобой единомышленники? Этакие ископаемые с тяжелобольной совестью, которые только мутят воду и мешают людям зарабатывать деньги.
— Они убивают людей, — ответила Кира твердо и мстительно.
— Это еще надо доказать, — несколько умерил пыл девушки Ворохтин. — И потому мы не должны выпускать Гвоздева из поля зрения. Он сейчас в аппаратной. Крутись с ним рядом, хорошо? И если вдруг он направится куда-то за пределы базы, то сразу дай знать мне.
Глава 23. Артисты и поклонники
Волна с легкостью приподняла резиновую лодку, выложила ее на песок, словно кусочек торта на тарелку, и откатилась назад. Лагутин тотчас вскочил, чтобы успеть до следующей волны оттащить лодку подальше от воды. Пара встревоженных птиц взмыла в темнеющее небо. Из леса повеяло сыростью и прохладой.
Он закинул сумку на плечо, спрятал лодку в камышах и, чтобы найти ее потом, вогнал в песок высокий шест. Несмотря на то что эта местность мало отличалась от берегов и зарослей острова, сердце Лагутина наполнилось волнующим чувством свободы и легкости. Нечто похожее он испытывал когда-то в армии в первое увольнение после долгого карантина и курса молодого бойца. Забитый, затурканный уставом и «стариками», Лагутин как тень бродил по городскому парку, наслаждаясь одиночеством и свободой. И воздух казался сладким, и деревья представлялись живыми существами, и люди вокруг излучали доброту и ласку…
Задумавшись о прошлом, Лагутин не заметил, как вышел на грунтовую дорогу. Он свернул налево, как объяснил ему Безымянный, и быстро пошел к поселку, который светился россыпью огней.