Женаты по договору (СИ)

После емкого и пространного разговора с Мираэль, он отправил девушку восвояси. А точнее говоря — в сопровождении гвардейцев в имение Тордуаров в Санженпэри. И отдал распоряжение сохранить этот факт от ее мужа. Хотя, конечно, хотелось бы продолжить некую игру, чтобы посмотреть на последствия. Но…

Филипп так и не сделал этого. Забыл? Растерялся? Разозлился?

Прекрасная графиня показалась ему бoльше ребенком, чем искушенной взрослой женщиной. Хотя до этого прекрасно справлялась с этой ролью. В ее противостоянии не было женской глупости или желания привлечь внимания. Лишь наивная вера и верность невесть откуда взявшимся романтическим принципам. Однако чего еще стоит ожидать от провинциальной дворянки, которая еще и, согласно относительно свежему докладу, в течение нескольких лет жила как обыкновенная мещанка?

Все-таки Аттавио Тордуар — тот еще шахматист, не зря коммерсант и торгаш до мозга костей. Использовать девушку из обедневшего рода, войти в аристократический свет, стать приближенным самого короля, стать если не другом, то соратником — на всё это нужны выдающиеся способности и отличный ум. Которые, увы, сразу же его подвели, стоило взыграть чувствам.

Вот и сейчас, глядя на мужчину перед собой, Филипп без удовольствия отмечает выражение его лица: самоуверенное, гордое, но настороженное. Аттавио терпеливо ждет вердикта своего сюзерена и вряд ли будет сопротивляться ему. Или прекрасно знает, что ждет его на самом деле?

И потому на самом деле не очень-то и волнуется?

Филипп несколько мстительно тянет время и специально ничего не говорит. Берет со стола графин и наполняет бокал сильно разбавленным вином. Делает несколько глотков… Бесшумно выдыхает. И демонстративно усаживается в широкое кресло напротив стоящего Аттавио.

И не думает предлагать сесть и тому. Тем самым показывая — он очень рассержен на графа. И не желает так легко прощать его.

Но невозможно играть в молчанку бесконечно. В конце концов, они не дети.

А взрослые, обладающей разной, но все-таки властью.

Более того — они мужчины. А это предполагает особую ответственность за все слова и действия.

— На что вы рассчитывали, граф, — в конце концов спрашивает Филипп, — сбежав со своей женой под покровом ночи в порт? Чего добивались, столь прямолинейно пойдя против моего распоряжения и позволив себе столь возмутительный поступок?

— Уж точно не то, что Его Величество отдаст еще одно — следить за моим имением и денно, и нощно, — достаточно дерзко парирует Аттавио. — Но вызвать ваше недовольство в моих намерениях не было.

— И все же — вызвали. Со своей супругой вы поступили крайне опрометчиво. Но что взять с женщины? Поэтому ответ должны понести именно вы, Аттавио!

— Несомненно, Ваше Величество. Смиренно подчиняюсь вашей воле.

«Не верю! — раздраженно подумал Филипп, получив от графа прямолинейный, противоречивший его словам взгляд, — Никакого смирения там нет и в помине! Не такого Аттавио Тордуар склада характера».

— А если в моей воле назначить вам тюремный срок? Или казнь за предательство?

— В вашей власти. Но смысл?

— Наказание за предательство. И назидание другим.

— А также демонстрация силы, не так ли? Но позвольте — я не могу согласиться.

— Кто бы сомневался! — почти взрывается Филипп, поморщившись. После откровенности Мираэль он совершенно не удивляется словам Аттавио, но чувствует раздражение. — Правду говорят — два сапога пора! Какого черта, Аттавио?! Разве сам не понимаешь, насколько сильно ты себя скомпрометировал? И должность моего доверенного лица в колониях — это честь, а не наказание!

— Не надо врать, Ваше Величество, — усмехается граф Тордуар, — Это недостойно вас.

— Следи за своим языком, граф. Тебе есть что терять.

— Совершенно верно. Есть. А вам — разве нет? Так не лучше иметь подобного мне в союзниках?

— Ты продолжаешь вести себя вызывающе!

— А вы — несдержанно. Возьмите себя в руки, Ваше Величество. Не подобает монарху с такой легкостью идти на поводу своих эмоций.

— Ты ведешь себя не лучше. Разве ты не понимаешь, что это — всего лишь первая ошибка в череде последующих? Не видишь, что помешался на этой девице и потому позволяешь себе всякие глупости?

— А вы, Ваше Величество? — равнодушно откликнулся граф, — Какое оправдание у вас?

Рискуя вызвать очередную порцию раздражения, Аттавио не побоялся высказаться — и потому, не отводя глаза, продолжает смотреть на короля. Хотя на подкорке продолжила неистово биться мысль: «Мира! Мира! Что с ней? Где она?»

Хрупкая и стройная фигурка его молодой жены продолжает упорно стоять перед его глазами. Вместе с досадой на себя и свою самоуверенность — почему же он был так не осмотрителен? — Аттавио с легкостью может представить себе, что в эту же минуту они оба могли быть на корабле в открытом море, встречая рассвет у корабельного бортика. Или лежа в постели, лаская и обнимая друг друга…