Женаты по договору (СИ)

Еще некоторые детали… Нюансы… Сроки и обязанности, необходимые к исполнению. Полные строгости и бескомпромиссности.

И — как обухом по голове:

«Также Наше Королевское Величество ставит Вас в известность о следующем: на время Вашего отсутствия графине Тордуар надлежит принять должность фрейлины принцессы Равэнны Андалазийской, Нашей невесты и будущей королевы Ривальдии и стать ее верной помощницей и наперсницей. И, разумеется, продолжить свою деятельность в сфере образования на благо развития нашего величественного и прекрасного государства».

Ошеломленная, Мираэль даже перечитывает очередной приказ, касающийся ее собственной участи, дважды. И едва ли хочет видеть в нем двусмысленность и весьма прозаические, пусть и неправильные помыслы не короля, но — мужчины. Однако видит. И по понятным причинам возмущается.

Потому что слишком откровенно. Слишком ясно и очевидно написанное на изысканной бумаге с безупречной каллиграфией секретаря Его Величества.

В подтверждении этих мыслей и как настоящая насмешка выглядит приписка, выведенный иным почерком — явно принадлежащим самому Филиппу. Отличен от текста выше и его слог. Он кажется более эмоциональным и поэтому — человечней. И хотя пытается прикинуться словом от неравнодушного друга, Мира воспринимает обращение короля, как откровенное глумление.

«Надеюсь, вы достаточно умны, мой друг, чтобы не затаить на своего короля обиду. Едва ли мое решение можно воспринимать как истинное наказание — ваша помощь в колониях незаменима и больше никому, кроме вас, не удастся оказать ее в полной и необходимой мере. Вашей же жене, такой молодой и трепетной душе, слишком рано сталкиваться с тяжестями морского пути и лишениями мало гостеприимных земель. А моей будущей супруге нужна умная и рассудительная подруга, достаточно искушенная и опытная, чтобы противостоять соблазнам королевского двора. Стоит ли говорить, что для вашей семьи это большая честь? Однако, предчувствуя ваше необоснованное недовольство в связи с вашим непростым нравом, я хочу напомнить о таком незначительном факте, как ваше истинное происхождение и происхождение вашей супруги. Конечно, за столько лет данный момент большинством моих приближенных оказался благополучно забыт. Но не всеми. И именно эти славные господа считают за свою обязанность напомнить, что в свое время вы совершили весьма и весьма неоднозначный поступок, позволив сиятельной графине покинуть нашу прекрасную столицу, лишив тем самым общества такой замечательной молодой леди, как Мираэль Тордуар. Но сейчас же вы, конечно, поняли, какое сокровище досталось в ваши руки? Ваша расцветшая привязанность сейчас видна невооруженным глазом и радует мое сердце. Но переходит границы дозволенного — вы совершенно неблагородно поддаетесь своей ревности и кидаете тень на аристократическое сообщество».

И так далее, и тому подобное…

— Каково? — хмуро бормочет под нос Аттавио, отметив момент, когда девушка дочитывает письмо. — Что скажете, сиятельная госпожа графиня? Вам не достаточно того, что с легкостью покоряете принцев и герцогов, так уже и на самого короля замахнулись?

Сначала Мира хочет возмутиться. Но почти сразу же понимает, что Аттавио не хотел ее ни спровоцировать, ни обидеть. А вот подшутить и невинно уколоть, чтобы завуалировать собственную досаду, — очень даже.

Поэтому девушка предпочитает уже привычно отмахнуться. И тихонько, но уверенно произносит:

— Я не собираюсь ехать ко двору, пока ты будешь в колониях.

— Ты перечиталась романов, Мираэль, — жёстко усмехается граф Тордуар, — Самоотречение и отказ от королевского внимания ради тирана-мужа? Это пошло.

— Не больше, чем твое вчерашнее выступление, — парирует девушка, фыркнув, — И что ты хочешь сказать? Тебя устраивает подобное положение дел? Ты с такой легкостью примешь это вздорное распоряжение Его Величества и позволишь остаться мне в Игдаре? Неужели ты настолько плохого обо мне мнения?

— Ну что ты, — взгляд Аттавио смягчается, а его ладонь накрывает женское запястье и слегка сжимает. После его пальцы скользят немного ниже и обводят старинное кольцо с сапфиром, которое молодая графиня продолжала носить с завидным постоянством, предпочитая его более тонким и изысканным украшениям. — Даже захоти я, даже позволив себе подумать плохо — ты каждый раз делаешь или говоришь такое, что напрочь сметает любые сомнения и подозрения.

— Комплименты в твоем исполнении — как отдельный вид искусства, — тихонько смеется Мираэль, подаваясь к мужу и прижимаясь носом с жесткой скуле. — Скупые, двусмысленные. Но искренние.

— У меня слишком много пороков, — повернув голову, Аттавио легонько клюет жену губами в висок. — И едва ли это когда-нибудь измениться. Не тот характер и возраст.

— И ладно, — бормочет Мираэль, нежась в скупой, но искренней ласке, — Я уже привыкла.

— И это глупо.

— Глупо? Я оскорблена в самых лучших чувствах, граф!

За притворным возмущением девушка не очень искусно скрывает нервозность, и это, разумеется, заметно.