Женатый мужчина

— Славная штучка, верно? В свое время у нас было несколько импрессионистов — Ренуар, Мане, Сезанн. Все продал в шестьдесят шестом. Решил тогда, что цены достигли высшей отметки. И конечно, просчитался, но раз уж платишь оценщикам за совет, так остается принять его, верно? Они и уговорили меня взяться за викторианцев. Года два или три я покупал почти все, что появлялось на рынке, но с тех пор они не слишком поднялись в цене. Всего одна или две картины подскочили в цене — вот этот Тиссо, например. Есть у меня Лейтон и Альберт Мур — эти держатся прочно, а в целом я остался при своем.

— Все-таки все вместе складывается в приличную… коллекцию, — сказал Джон.

— Вы так считаете? Я в этих делах ничего не смыслю. Но надо же что-то повесить на стену.

Вернулась Паула с двумя чашками и серебряным чайником.

— Не понимаю, чего ради вы держите эту старую развалину, — бросила она матери.

— Надеюсь, ты ее не обидела, дорогая?..

— Обижать ее я не обижала. Просто растолкала, и все.

— Она имеет право поспать…

Паула села и налила чай. Передавая Джону чашку, она принужденно улыбнулась, чтобы скрыть дурное настроение.

— Чай некрепкий и, боюсь, недостаточно горячий, — сказала она, — но это лучшее, что мы можем предложить.

В шесть часов появился дворецкий убрать чайный поднос. А через минуту вернулся с другим, на котором стояли бокалы, бутылки и ведерко со льдом. Сэр Кристофер налил рюмочку хереса жене, виски Джону и Пауле, а себе — полстакана розового джина.

— Я слышал, вы баллотируетесь в парламент? — заметил он, обращаясь к Джону.

Джон покраснел.

— Да.

— От лейбористской партии?

— Да.

— Наверное, вы правы. Не можешь победить, присоединяйся к ним. — Он сел и уныло уставился в свой стакан.

— Кто-нибудь будет к ужину? — спросила Паула у матери.

— Нет, дорогая. Сегодня нет.

— Вы пойдете переодеться?

— Мы — да, но вам необязательно.

— Ну почему же. — Паула повернулась к Джону. — Ты не против?

— Нисколько.

Паула показала Джону его комнату, где дворецкий успел распаковать чемодан и выложить вечерний костюм.

— Я в нескольких милях отсюда, на другом конце коридора, — сказала она. — Но не волнуйся. Прокрадусь, как только путь будет свободен.

Она ушла, чтобы он мог принять ванну и переодеться. Комната была безликая и холодная. Джон потрогал радиаторы отопления. Чуть теплые. Он включил маленький электрокамин. Его удивляло, что такие богачи, как Джеррарды, живут столь неуютно: он-то полагал, если уж Паула может позволить себе теплую, уютную квартиру, то ее родители тем более живут в роскоши, учитывая возраст и положение в обществе, но теперь он понял, что богачи бывают скупы и с возрастом это обычно усугубляется, а образ жизни детей часто является реакцией на образ жизни родителей.

Он лег в ванну. Зачем все-таки понадобилось Пауле знакомить с родителями и показывать ему этот дом, когда и родители и дом на редкость унылы? Надеялась произвести на него впечатление этим заурядным поместьем? А может, наоборот, взывала к сочувствию своим одиночеством и неустроенностью жизни? Как все-таки порой разительно отличаются вещи от того, какими мы их себе представляем. Полтора месяца назад в йоркширском доме своей матери он продал бы душу дьяволу за один день с Паулой в особняке ее родителей. А сейчас мечтал лишь о том, чтобы оказаться в Холланд-Парке, в своем доме, под которым грохочет подземка, а на кухне ссорятся-мирятся дети. Мысль о семье вызвала вдруг мучительную тоску по дому, точно у двенадцатилетнего мальчика, который провел первый день в школе-интернате, и подобно тому мальчику, мечтающему, чтобы поскорее наступили каникулы, Джон устремился мыслью к следующему воскресенью, когда он снова увидит жену и детей.

Он спустился вниз в вечернем костюме. Сэр Кристофер ждал его в зеленом, траченном молью смокинге. Позже вышла леди Джеррард в платье, которое показалось Джону творением, созданным Диором в 1947 году. Последней появилась Паула в длинной шерстяной юбке и синей шелковой блузе.

— Боже, какой холод, — сказала она, поеживаясь.

— В наше время только правительство может позволить себе жить в тепле, — пробормотал ее отец, кинув извиняющийся взгляд в сторону Джона.

— Да уж, отопить такую махину — сплошное разорение, — поддакнул Джон.

— Еще бы, — Паула наливала себе виски, — отец ненавидит тратить деньги, если это не приносит дохода. Правда, папа?

Сэр Кристофер вымученно улыбнулся и ничего не ответил.

На ужин подали что-то остывшее и невкусное. Возможно, повариха решила отомстить Пауле, чтобы неповадно было нарушать ее послеобеденный сон. Вино, однако, было хорошее, и всякий раз, когда в столовой не оказывалось дворецкого, сэр Кристофер вскакивал и ловко подливал всем в бокалы. На леди Джеррард, пившую наравне с супругом и дочерью, алкоголь не оказывал заметного действия. Она в соответствии с этикетом поддерживала беседу чопорно и скучно, и, только когда Джон спросил ее о детстве, проведенном в Америке, она выпрямилась, точно он сказал что-то неуместное — как если бы она полагала неприличным упоминать о ее заокеанском происхождении и выдавала себя за дочь английского герцога.