Женевьева. Жажда крови. Дракенфелс

- Отравленный пир, - пояснил Освальд. - Одна из наихудших историй о Дракенфелсе. Он явился один, на коленях, ко двору Императора почти шесть столетий назад и сказал, что готов понести кару за свои грехи. Он выплатил щедрые компенсации всем своим еще живым жертвам и молил о прощении на могилах остальных. Он отказался от зла и поклялся в верности богам, которых прежде проклинал. Он поклялся в верности Империи. Все были убеждены, что он изменился. За десять тысяч лет всякий мог бы раскаяться, мог бы захотеть очистить свое сердце. То есть всякий человек. Он пригласил Императора Каролуса и весь его двор сюда, чтобы отпраздновать начало своей новой жизни, и объявил, что Дракенфелс всегда будет открыт как приют для убогих. Некоторые из советников убеждали Каролуса не принимать приглашение на пир, но Император был добрым человеком и слишком молодым, чтобы помнить худшие деяния Дракенфелса. Все они прибыли сюда - Император, и Императрица Ирина, их дети, и весь их двор. Мой собственный предок, Шлихтер фон Кёнигсвальд, сидел среди них…

Они взглянули на валяющиеся останки и увидели драгоценности, лежащие под слоями паутины. У оскалившегося черепа в глазницах были рубины и сетка из оправленных в серебро жемчугов, сапфиров и бриллиантов на голых ребрах. Женевьева сняла с треснувшего черепа потускневший золотой венец.

- Древняя корона. - Руди алчно сверкнул глазами. - Она бесценна.

- Мы вернем ее, мой стоящий вне закона друг, - сказал Освальд. - Тебе будет чем поживиться, но эту корону мы вернем.

Освальд обещал Руди Вегенеру прощение, когда они с победой вернутся в Альтдорф, но знал, как знала и Женевьева, что разбойник не примет его. Когда это благое дело, это благородное мщение будет совершено, он вернется в леса, к вольной беззаконной жизни.

Женевьева смотрела на останки и видела отблески того давнего дня. Зал был чистый, новый, ярко освещенный. Она слышала смех и музыку. Видела блюда, поданные на стол. Красивые мужчины были очаровательны, прекрасные дамы обмахивались веерами. А во главе стола рядом с царственного вида человеком в короне сидел другой, скромно одетый, в простой оловянной маске. Она моргнула, и перед ней снова предстало мрачное настоящее.

- Он отравил их, да? - спросил Менеш у Освальда.

- Да. Только они не умерли. Они были парализованы, превратились в живые статуи. Годы спустя один из фаворитов Дракенфелса покаялся, прежде чем отправиться на виселицу. Он рассказал целую историю о тех непристойностях, что творились перед глазами беспомощных Каролуса и его свиты. Они, видите ли, привезли с собой детей, эти глупые доверчивые дворяне. Хайнрот понял бы их ужас. После того как развлечение окончилось, Дракенфелс так и оставил своих гостей застывшими. Перед ними лежали праздничные яства, а они умерли от голода.

Освальд ударил по столу рукоятью меча. Тот содрогнулся. Разбилась хрупкая посуда, упал канделябр, выскочила из своего гнезда в грудной клетке крыса, рассыпался скелет, все еще разряженный в одеяние верховной жрицы Верены. В глазах принца стояли слезы. Женевьева никогда не видела у него такого всплеска чувств.

- Глупцы!

Женевьева положила руку ему на плечо, и он мгновенно успокоился.

- После этой ночи Дракенфелс больше не будет мучить других глупцов.

Принц прошагал через зал и распахнул двойные двери.

- Пойдемте, фаворит еще и карту нарисовал. Он покупал себе быструю смерть. Покои Дракенфелса находятся в конце этих коридоров. Мы рядом с ним.

IV

«Эта крепость - человек»,- думала Женевьева. Башни и стены, коридоры и комнаты, сама скала, в которой вырезано нутро Дракенфелса: это артерии и органы Великого Чародея, его кровь и кости. И отряд Освальда проник в тело Дракенфелса, как нож, подбираясь к его сердцу. Или, может, они были кусками пищи, летящими вниз по его пищеводу. Чем не утешительная мысль?

Из следующих за Освальдом сомнения вызывала только Эржбет. Она разговаривала сама с собой, повторяя имена своих мертвецов.

Коридоры здесь были шире и завешаны гобеленами. На одном были изображены забавы Великого Чародея, на него, должно быть, пошло множество красных нитей. Даже Вейдт побледнел, увидев это.

Освальд бросил взгляд на центральное полотно гобелена и рубанул его мечом. Пыльный гобелен упал на пол, словно сброшенная кожа болотного червя. Менеш поднес к нему факел, и огонь мгновенно охватил его целиком. Следующий гобелен, с групповым портретом каких-то ужасных богов, тоже загорелся.

- Очень умно, ты, безмозглый недомерок, - зло бросил Вейдт. - Хочешь спалить нас всех, что ли? Нечто новенькое по сравнению с привычным для гномов подлым ударом ножом в спину.

Гном выхватил нож и замахнулся. Вейдт взял на изготовку стреляющий дротиками пистолет. Вокруг них все пылало.

- Изменник, да? Как покойный Ули, будь он проклят?

- Я сейчас тебя сделаю мертвым и проклятым, падальщик!

Менеш нанес удар, но Вейдт уклонился. В темных глазах охотника за наградами отражалось пламя. Он тщательно прицелился.

- Довольно! - крикнул Освальд. - Мы забрались в такую даль не для того, чтобы ссориться здесь.