Козински сломал лодыжку из-за небрежно закрепленного - или умышленно испорченного - куска декорации. Комик Гесуальдо свалился от загадочной болезни, он весь обливался потом, и его текст на репетициях вынужден был читать Варгр Бреугель. Кто-то влез в комнаты Ласло Лёвенштейна и изорвал в клочья его коллекцию театральных программок. И любой исполнитель эпизодической роли и рабочий сцены рассказывал подобные жуткие истории. Единственное, что шло в этом деле так, как и ожидалось, так это то, что Лилли Ниссен доказывала свой скверный нрав и большую часть времени скрывалась в своих комнатах. Она больше энергии тратила на хлопанье несомненно фальшивыми ресницами перед Освальдом, чем на разучивание монологов. Детлеф и прежде слышал о невезучих постановках, и уж ни одна из них не могла сравниться в этом отношении с трижды проклятой «Историей Сигмара», но теперь на его пути оказывалось больше ловушек и волчьих ям, чем он вправе был ожидать. А труппа еще даже не отправилась в крепость Дракенфелс.
- Возможно, это неплохая мысль, Детлеф. У нас обоих более чем достаточно врагов в Альтдорфе.
Освальд подозвал слугу и отдал ему краткие распоряжения.
- Двадцать человек под командой моего доверенного помощника Хенрика Крали будут завтра в распоряжении вашей труппы. Ваши комнаты ночью будут охраняться.
Слуга поспешил уйти.
- И я велю, чтобы ваш кабинет освятили жрецы любого бога, какого вы предпочитаете. Однако я не питаю на это особых надежд. Это место слишком старое, чтобы изгнать из него духов. Убежден, что это пытались сделать много раз, и всегда появлялись новые привидения. Рассказывают об истекающем кровью ребенке, волочащем за собой саван, и о гувернантке с черепом вместо лица, излучающей призрачный голубой свет, не говоря уже о призраке собаки, декламирующей отрывки из Таррадаша…
Освальд, казалось, сел на любимого конька и с каким-то нездоровым, детским смакованием говорил о темной истории своего рода.
- Не стоит уточнять подробности, ваше высочество. Полагаю, я понял ситуацию.
- И наши призраки не идут ни в какое сравнение с привидениями Императорского дворца. Первый Император Люйтпольд, говорили, был за свою жизнь свидетелем не менее чем тысячи восьмидесяти трех явлений призраков. А волосы Альбрехта Мудрого поседели, когда ему не было и тридцати, благодаря внезапному появлению демона в ужасающем обличье, одетого в форму Императорской гвардии…
- Генерал снова победил! - вскричал выборщик, высоко поднимая своего любимого свинцового героя. - Яиц всем! Яиц войскам!
Сиделка старика утихомирила его и за руку увела в спальню. Освальд был смущен, но, несомненно, сочувствовал отцу.
- Видели бы вы его в ту пору, когда я был мальчишкой.
Детлеф легонько кивнул:
- Люди не в ответе за свой старческий маразм, не больше, чем за младенческую глупость.
Наступило короткое молчание. Тревога исчезла с лица Освальда, и он повернулся к другому своему гостю.
- А теперь вы должны познакомиться с героиней вашей пьесы… Женевьевой Дьедонне.
Бледная девушка шагнула вперед, сделала красивый реверанс и протянула Детлефу тонкую белую руку. Он поклонился ей и поцеловал ее пальцы. Ладонь была холодной на ощупь, но не производила того омерзительного впечатления нежити, как у двух других вампиров, с которыми Детлефу доводилось встречаться. Трудно было не думать о ней как о равной по возрасту и опыту любой из юных актрис и танцовщиц, знакомых Детлефу по театру. Казалось, она не больше года, самое большее двух назад закончила школу и теперь готова насладиться своими первыми свободами, полностью готова быть молодой. И, тем не менее, мимо нее пролетели шесть с половиной столетий.
- Я в восхищении, - вымолвил он.
- И я тоже, - ответила она. - Я слышала о вас. Уверена, что с таким автором, как вы, моя репутация в надежных руках.
Детлеф улыбнулся:
- Теперь, когда я увидел вас, мне придется переписать несколько монологов. Было бы неестественно для любого столкнуться с такой красотой и не упомянуть об этом.
Женевьева тоже улыбнулась. Ее клыки были лишь немногим длиннее и острее, чем могли бы быть у обычной девушки.
- Вы с Освальдом явно изучали искусство низкой лести у одних и тех же учителей.
Кронпринц рассмеялся. Детлеф, к своему изумлению, признал, что эта странная женщина очаровательна.
- Мы должны побеседовать, - сказал Детлеф, внезапно загоревшийся желанием взять у нее интервью. - Завтра днем мы могли бы выпить чаю и просмотреть мой текст. Он еще в процессе написания, и ваше мнение о драме было бы для меня очень важно.
- Хорошо, завтра, мистер Зирк. Но давайте лучше после заката солнца. Днем я не в самой лучшей форме.
III
Его покровитель так много сделал для него. Теперь настала пора Лёвенштейну сделать кое-что для покровителя. Даже столь неприятное, опасное и незаконное, как осквернение могилы.