Женевьева. Жажда крови. Дракенфелс

Свет в зрительном зале потускнел, и разговоры стихли. Лучи прожекторов высветили занавес, и он раздвинулся, пропуская человека в бриджах и парике. Раздались редкие аплодисменты.

- Феликс Хуберманн, - пояснил Освальд, - дирижер.

Музыканты в оркестровой яме подняли инструменты. Хуберманн поклонился, но не спешил браться за палочку.

- Ваше величество, сеньоры, леди и джентльмены, - произнес он высоким, сладкозвучным голосом. - Я должен сделать объявление.

По залу пронесся ропот. Хуберманн дождался, пока он смолк, прежде чем продолжить.

- В связи с внезапным недомоганием роль Женевьевы Дьедонне в этом спектакле не будет исполнять мисс Лилли Ниссен…

Послышались разочарованные стоны нескольких выборщиков, коим следовало бы быть поосторожнее. Миденландеп возмущенно залопотал. Барон Йоганн и графиня Эммануэль вздохнули с облегчением, хоть и по разным причинам. Карл-Франц взглянул на Освальда, который безучастно пожал плечами.

- Вместо нее роль Женевьевы Дьедонне будет исполнять мисс Женевьева Дьедонне.

Все были изумлены. Поражен был даже Освальд.

- Ваше величество, сеньоры, леди и джентльмены, благодарю вас. - Хуберманн поднял свою палочку, и оркестр грянул увертюру к «Дракенфелсу».

От первых же басовых аккордов, настроенных в тональность со слогами имени Великого Чародея, у Карла-Франца по спине пробежал холодок. Вступили струнные, и занавес раздвинулся, явив скальный выступ в Серых горах. Хор вышел вперед и начал:

Со вниманьем внемлите вы нашим словам,

Мы историю нынче поведаем вам

О героях и демонах, крови и смерти

И ужаснейшем монстре из живших на свете.

III

После сцены явления во дворце Лёвенштейну нечего было особенно делать до пятого, последнего действия. Он должен был несколько раз показать лицо в маске, отдавая приказы силам зла, и лично разорвать на куски Хайнрота Мстящего в третьем действии. Но это был спектакль Детлефа, вплоть до финальной битвы, когда Лёвенштейн вернется на сцену, чтобы покончить со всем этим.

Гримерная была в его полном распоряжении. Все остальные смотрели спектакль из-за кулис. И это было замечательно, учитывая, что ему предстояло сделать.

Материал был разложен перед ним. Кости, кожа, сердце и так далее.

Со сцены донеслись одобрительные возгласы, когда Детлеф-Освальд пронзил мечом орка. Он слышал продолжение диалога и топот башмаков Детлефа, с важным видом расхаживающего по сцене. Лёвенштейн сделал вывод, что вампирша играет недурно.

Это был миг, к которому готовил его покровитель. Он прочел врученную ему записку, не узнавая слов, но понимая их значение.

Лёвенштейн не был больше в гримерной один.

Синее пламя охватило разложенный материал, наполняя его невидимой силой. Скелет Вейдта, обросший жиром Руди и кожей Менеша, сел. Сердце Эржбет начало биться, жаждая крови Женевьевы. Существо имело человеческий облик, но не было человеком.

Глаза лежали в коробке на туалетном столике Лёвенштейна. Их было семь. Один, принадлежавший Руди, раздавили в драке. Покровитель сказал, что это не важно. Он открыл коробку и увидел их, лишенные выражения, испещренные прожилками, желеобразные, словно комки гигантской лягушачьей икры.

Лёвенштейн извлек голубой глаз Вейдта из клейкой массы и проглотил его целиком.

С части его лба начала слезать кожа.

Он набрал пригоршню глаз и, борясь с отвращением, запихал в рот. И проглотил.

Составленное из частей существо смотрело пустыми глазницами.

Тело Лёвенштейна раздирала боль, это происходили окончательные изменения. Оставалось всего три глаза. Он кинул один в рот и быстро сглотнул. Глаз застрял на полпути, и пришлось глотать второй, чтобы протолкнуть его. Остался один глаз. Карий. Эржбет.

Когда он съел и его, существо заключило его в объятия, прижало к отверстой груди, обхватило своими ребрами.

Он увидел то, что видели умирающие и мертвые Эржбет, Руди, Менеш и Вейдт.

…он сам, в маске, склоняется над трупом в Храме Морра.

…он сам, в маске, у стола в окружении духов.

…он сам, в маске, орудующий окровавленным ножом в круге горящих свечей.

…он сам, в маске, скорчившийся в коридоре, высвобождающий кости из человеческих останков.

Тело его охватил огонь, и он, пронзительно визжа, завершил ритуал. Это просто чудо, что никто его не услышал. Но чудес хватало и без того.

Кости Вейдта утонули в нем, будто бревна в болоте. Жир Руди облепил его гигантский остов. Кожа Менеша пятнами легла поверх его кожи. А сердце Эржбет билось рядом с его собственным, точно полип, удобно устроившийся в материнском организме.

Он больше не был Ласло Лёвенштейном.

Потянувшись за своей маской, он стал Вечным Дракенфелсом.

И он страстно ждал пятого действия.

IV