"Женевский" счет

Адмирал уже давно страдал нервным истощением и прилагал все силы, чтобы скрыть это. Но напряжение работы доводило до изнурения. Об отдыхе и лечении и речи быть не могло. У него было такое ощущение, будто его пожирает огонь. Он только по-волчьи озирался: кто еще вырвет из него кусок жизни?.. Откуда еще беда?..

Всем своим естеством воспринимал адмирал сущность ленинской власти. За лозунгами о светлом будущем, классовой справедливости, заботами о бедных — нарождение новой, несравненно более жестокой несправедливости.

Народу еще предстоит познать горькую правду этих обещаний и посулов, а пока он жадно глотает незнакомое, пьянящее зелье из ненависти, крови и презрения к любой другой жизни, веря в то, что через ненависть и убийства он обретает счастье и свободу.

Положение, в котором очутились белые, подкрепляло позиции красных. Осколки старой власти — слишком часто откровенные паразиты, а с ними офицерство, тоже очень разное, и определенное число демократически убежденных людей (демократически, но не на ленинский лад) — все волею судеб сбились в одном лагере, размывали его разнородностью и разномыслием, распрями, подозрительностью и жестокостью, в итоге скатываясь к шкурничеству как единственному способу выжить.

Политическая неоднородность вела и к заведомой нежизненности любых правительственных образований белых. Все тонуло в мерзостях разложения.

И на фронтах белые выступали удивительно (и преступно) несогласованно, словно это были не боевые генералы, которым известны азбучные истины военного ремесла. Вооруженные Силы Северо-Запада, Севера, Юга и Востока России действовали сами по себе. Это предопределило возможность бить белых по частям. И наоборот, великая собранность красного стана, сосредоточенность красной власти, по сути, в одних руках и в одном месте — преимущественно в центральных губерниях — придавали действиям красных исключительную цельность.

Верховный Правитель уже со второй половины девятнадцатого года понял обреченность белого движения, во всяком случае, восточного образования его. Силы для исполнения долга давала адмиралу лишь убежденность.

Он сознавал преступность красного режима, который трупами мостил путь к цели[175].

Организация жизни при Советах представлялась адмиралу чудовищной: своевольные и бесконтрольные самоназначения кучки людей в распорядители жизни огромного народного организма, возвеличивания себя в ранг святых, уничтожение древних традиций…

Что Верховный Правитель прав, ведала лишь «женевская» уродина. Ей одной дано заглядывать в прошлое и будущее всех и каждого. С любопытством и невольным уважением вычитывала она сокровеннейшие мысли своего подопечного, выделяла из всей груды людей.

Адмирал был верен клятве не допустить государственную катастрофу, очистить от скверны свое движение — и не допустить подчинения России Ленину и его чужеземной стае.

Колчаку был свойствен антисемитизм, как и последнему императору российскому — Николаю Второму, чей прах сейчас покоится под асфальтовой лентой дороги. Катит по нему Русь колесами…

А тогда Колчак верил: их, белых, ждет победа. Крысы оставят корабль.

Не долго пожирать версты литерным составам. За станцией Тайга они вошли в полосу эвакуации частей легиона — железнодорожная линия находилась уже под его контролем.

Легионеры угоняли награбленное, вывозили своих и не спешили с пропуском адмиральских составов. Верховный Правитель не мог это сносить безразлично и на нескольких станциях сорвался на перебранку с комендантами-чехами. Оповестив по линии об этом соседей, братья славяне всем миром принялись препятствовать Верховному Правителю: в одном Красноярске промариновали шестеро суток, да к тому же урезали литерную серию до трех составов. Пять, само собой, реквизировали в свою пользу. Ну чем не победа!.. Правда, прямо в лоб, вот так, не ляпнули, то есть не сболтнули; просто оттяпали пять составов — ну не та пропускная способность у дороги. И вообще, пусть не рыпается этот Правитель. Худо-бедно, а за год мы, легионеры, освоили эту железнодорожную тропочку. Да на любом разъезде (даже самом паршивом) в начальниках — легионер, и под рукой у него — телеграф и отряд бравых ребят. Да вся Сибирь, почитай, чешется и вообще дышит по их расписанию, а тут какой-то беззубый русский адмирал!

Знали по Сибири: нет у адмирала зубов, выпали, кроме передних…

Просишь помощи, берешь помощь — и теряешь волю. Уже не свободная воля, а орудие…

Кругом стыли мертвецы…

Лишь в первых числах декабря составы Верховного Правителя пробились на станцию Нижнеудинск, точнее, были задержаны в версте от станции. Дежурный офицер с адмиральского броневого паровоза доложил начальнику штаба Верховного Правителя генералу Занкевичу о прибытии чешских офицеров.