Женя Колбаскин и сверхспособности

«Странно, — думаю, — то они все от радости прыгают, то тут даже в косяк чуть не врезаются от расстройства чувств».

Ну и вот, подошли мы к двери, где сидит карга эта усатая, а Димон смотрит такой на меня просящим взглядом и говорит:

— Че, как обычно, я стучу, ты открываешь и оправдываешься?

— Да? — усмехнулся я, вспомнив недавний разговор возле этой двери. — Ну давай.

Димка, значит, постучался, а я открыл, и мы зашли вдвоем.

— Здравствуйте, Надежда Ивановна, — говорю я, как можно любезнее.

— Здрасте. Почему опоздали? — отвечает она совсем без энтузиазма.

— Пробки, — говорю, — были.

«Ну а че? Если учитель по обществу так отмазался, то и у меня получится», — подумал я.

— Ааа, понятно, садись, Колбаскин. А ты куда собрался, Петряков? Ты, вообще-то рядом здесь живешь, в том же доме, что и я.

Вижу я, короче, что жаренным запахло. А Димон вообще, расстерялся такой, на меня глаза вылупил, тип, что делать ему, спрашивает, а сам слова как-будто напрочь забыл.

— Надежда Ивановна, — говорю я, — так Дима со мной ехал, у меня он ночевал. Мы с ним допоздна биологию учили.

Во че я придумал. Представляете? Биологию мы, значит, допоздна учили.

— Ладно, Колбаскин, поверю я тебе. Забери ты его оттуда, а то стоите там проход загораживаете. С минуты на минуту Снежевалко должна прийти.

И реально, токо мы уселись, стучится и заходит Сашка. А она, короче, всегда опаздывала, тип, привычка у нее такая была или принцип какой. Все это знали: и мы, и учителя.

— Здравствуйте, — говорит Сашка таким голосом, типа, и не опоздала, а вообще раньше положенного пришла.

— Здрасте, здрасте. И почему, Снежевалко, ты на этот раз опоздала?

— Будильник не услышала, — отвечает она убедительно, главное, так.

«Ну да, конечно, — думаю, — во всем всегда будильник у нее виноват». То она его завести забыла, то не услышала, то случайно выключила, то он тихо звенел, то собака телефон уронила. А однажды она вообще сказала, что ей, типа, снилось, как будто она на уроке уже сидит, и поэтому проспала, и в итоге опоздала. Вот так вот. Правда, никто, конечно, в ее байки не верил, и уже очень давно. Но по итогу, ее все равно всегда пускали. Один раз только выгнали, когда она под конец урока, короче, пришла.

— Ладно, садись Снежевалко, в последний раз.

Вот видите. И этот последний раз, каждый раз. А я только щас понял, что на прошлом уроке, она уже сидела, когда мы зашли. Видать, у нее сверхспособность такая была, типа, рано вставать или там сверхпунктуальность какая-нибудь.

Ну вот, значит, усадила Сашка свою жопу на стул, и начался обычный урок билогии. Хотя, как обычный. Из обычного только Димон был, который, как и раньше завалился сразу спать, как только училка начала говорить. А я уже, вроде, говорил, что, типа, на уроках у нас галдеж постоянно стоял и в мобилы многие играли. А щас они все сидели такие потерянные прям и молча на училку смотрели. Только я че- т сомневаюсь, что они там че-то слушали и понимали. Даже Ванька, хохмач этот неумытый, тож сидел, как в воду опущенный.

— Так, ладно, — сказала училка, главное, как-то очень грустно, типа, ей вообще здесь находится и не хочется. — Откройте десятый параграф и выпишите названия костей верхних и нижних конечностей. Мда, и еще несколько костей зарисуйте.

Как она это сказала, так по классу вздох прошел, да и сама училка тож села и вздохнула громко. Ну и вот, все, значит, полезли за учебниками, за тетрадками, и медленно так стали их листать, и еще медление писать.

И тут, короче, Стас, ко мне поворачивается и ручку опять просит. «Ну, — думаю, — щас его в угол опять загонят». А нет, училки вообще плевать было. Она сидела и че-то там писала у себя в журнале. Ну я и дал ему две ручки. А че такого? Про запас, так сказать. Мне и не жалко.

Я, вообще, значит, чет на подъеме был. Аж сам себе удивлялся. Все эту муть написал, нарисовал и прочитал даже еще. Раньше всех закончил, в общем, и начал на этих дохлых селедок смотреть, да и в носу ковырятся.

Ну вот, прошло там сколько-то минут.

— Так, все, хватить писать, — говорит карга эта, — Кто мне назовет кости верхней конечности?

Никто. Даж Ларик с Катькой руки не подняли. Прикиньте? Вообще, ноль рук. И тишина такая гробовая стоит, только писка сверчков и не хватает.

— Понятно, — говорит училка, естественно, недовольно совсем. Наверное, она, тип, подумала, что и так все из рук вон плохо, а теперь еще самой выбирать, кого спрашивать. И она опять вздохнула глубоко так, что даже, наверное, мяч футбольный можно таким вздохом накачать за один присест. — Тогда отвечать будет Миронская.

И тут я думаю с наслаждением: «Вот она справедливость-то. Час расплаты настал».

Танька встает такая, на панике вся, и по сторонам зыркает, и на соседку свою — Натаху. А той, типа, вообще, наплевать на всё. Она сидит и куда-то вдаль смотрит. Может, на доску залипла. И тут, значит, ко мне она свою бошку поварачивает, а я тож на нее смотрю и улыбаюсь по- хитрому так.

— Жень, пс, пс, Жень, — псыкает она мне и рученками своими дергает.

— Да, Тань, чего тебе? — говорю я и еще шире улыбаюсь.

— Помоги, плиз.