Я целовала его лицо, вытирала с него кровь оборкой, которую с мясом отодрала от юбки (платок давно был насквозь мокрый и оказался сейчас бесполезен), и снова целовала, обходя раны. Наверное, ему от этого становилось только хуже и было гораздо больнее, но он меня не останавливал. Хоть губы Димы были и разбиты, но в этот момент они казались мне желаннее чем когда бы то ни было. Промокнув с них кровь, которая всё равно продолжала сочиться из ранок, я прижалась к Димкиному рту в безудержном порыве.
Садистка, мучаю его сейчас и не могу остановиться. Вот он, мой долгожданный первый поцелуй, кровавый поцелуй. Думала, он будет нежным и ласковым в какой-нибудь романтической атмосфере, быть может, в кабинке чёртового колеса с видом на ночной город, а оказалось… Но мне плевать сейчас на антураж, главное, что есть я, Дима и наш поцелуй со вкусом его крови и моих слёз, который мы оба уж точно запомним на всю жизнь. И что Зарецкий жив и почти здоров, что лезвие ножа угодило не в сердце и у нас есть шансы.
Димка не просто отвечал на поцелуй, он приник ко мне жадно, будто стремясь испить меня до дна и цепляясь этим за жизнь. Можно сказать, дорвался. Его сдавленный стон потонул в нашем громком и неровном дыхании. Я понимала, что ему больно, губы стали кровоточить сильнее, но Зарецкий не отрывался от меня, не давал отдышаться. А ещё он словно боялся, что это наш с ним последний раз и больше ничего не будет, потому продолжал за меня цепляться как за единственно возможное спасение.
— Что ты со мной делаешь, Ангелина?! — пробормотал мне в губы. — Даже голова закружилась…
— Голова у тебя закружилась из-за возможного сотрясения и потери крови, — я вынудила его отстраниться. Всё, ему нельзя больше напрягаться.
— Не-а, из-за тебя, — упорствовал он. — Рядом с тобой у меня всегда голова кругом.
— Димка. — я снова вытерла его губы. — А ведь действительно колючий, — подтвердила, проведя рукой по щетине. — Колючий и самый родной.
— Ага, я твой персональный ёжик. — хмыкнул Зарецкий, искривив уголок рта. — Зато ты сейчас на вампиршу похожа, — сказал с мнимым весельем. — Что, напилась моей кровушки?
Я тыльной стороной ладони отёрла рот, не столько вытирая, сколько размазывая багровую влагу. Металлический привкус никуда не делся, но я к нему уже почти привыкла.
— Век бы пила, лишь бы было у кого, — ответила ему. — Всё, молчи, не говори ничего, береги силы, иначе.
— Ты давай не хорони меня раньше времени. — храбрился он, а сам втянул воздух через сжатые зубы. — Думаешь, так просто от тебя уйду?! Никуда не уйду, всегда с тобой буду.
— Господи, Димочка, как же я тебя люблю! — я вцепилась в него так судорожно, что мой мужчина снова застонал.
Слёзы, которые и так текли из глаз, теперь хлынули целым потоком. Знаю, что должна быть сильной, что мне нужно поддерживать Димку, но мои чувства были в таком раздрае. Так что это он меня успокаивал, потому что. да, я находилась на грани истерики. А потом Дима стал заваливаться набок, кровотечение никак не останавливалось. Ему бы лечь, но не могу же я положить его на холодную землю, тем более он без рубашки. Ну где там Рустам?
Будто в ответ на мой мысленный призыв раздался звук мотора. Он приближался, пока меня не ослепил свет фар. Наконец-то! Мне казалось, что после звонка Ибрагимову прошла целая вечность, но самом деле минуло всего несколько минут.
— Служба спасения уже здесь! — почти вывалился с водительского места Рустам и ринулся к нам. — Ох ты ж. Димон, ты как?
Живой пока.
— Хорошо, что мы с братьями неподалёку были! Сейчас они подъедут, перенесём тебя в машину, а потом надо будет тут прибраться…
Он ещё говорил, когда снова послышался звук мотора и из подъехавшего авто вышло двое мужчин кавказской внешности. Возрастом они были постарше Рустама, рослые и привлекательные.
— Эх, жаль, опоздали. — сказал один из них, который постарше, с лёгким акцентом и похрустел кулаками. — Я бы с этими смертниками побеседовал.
— Ангелина Павловна, мы возьмём Диму, а вы садитесь в мою машину, — попросил Рустам.
А потом все трое Ибрагимовых действовали быстро и слаженно. Я передала им шефа из рук в руки и поспешила к автомобилю бывшего ученика. Рустамчик и один из мужчин подняли Зарецкого и понесли к машине, второй открыл им дверцу. Устроившись на заднем сидении, я приняла у них Димасика и уложила его голову себе на колени.
Ибрагимов полез в багажник и принёс мне аптечку:
— Тут есть самое необходимое.
Я тут же облила руки перекисью, достала вату и бинты и соорудила толстую повязку, которую тоже пропитала перекисью, прижала к Диминому боку и примотала куском бинта. Потом сделала ещё одну повязку, только поменьше, и приклеила пластырем к его брови, откуда продолжала сочиться кровь.
— И о себе позаботься, — Зарецкий указал глазами на моё плечо.
Господи, сам в таком состоянии, а думает обо мне. Но он прав, меня тоже слегка мутит, да и рана ноет почти невыносимо. Так что я соорудила повязку и кое-как примотала бинтом к плечу. Мне бы до больницы доехать, а там разберёмся.