Став невольной участницей чужих отношений, Катерина уже чувствовала ответственность за свое, пусть и невольное, вмешательство и пыталась выправить ситуацию. Мужик попался на редкость тупой и упертый. Он зациклился на мысли, что его хотят просто послать, а Катя уже с трудом сдерживалась, чтобы не оправдать его худшие подозрения.
– Ты же знаешь, я ради тебя готов на все, – нудил он. – Зачем ты так жестоко поступаешь?
Катя уже начала чесаться от раздражения и бессилия.
– Если хочешь, пусть будут три поросенка. Видишь, я готов на жертвы! – гнул он свое. Видимо, парень был из разряда тех, кому проще отдаться, чем объяснить, что он герой чужого романа.
– Я готов быть Наф-Нафом! – выпалил, зажмурившись, ввалившийся в приемную Чудиков. Он понимал весь идиотизм предложения, но ему было жизненно необходимо выяснить, правду ли сказал Антон.
– О, – обрадовалась Катя. – Ниф-Ниф, прием, тут твой братан нарисовался. Сейчас я вас соединю, обсудите детали.
Ей уже порядком надоел непонятливый чужой воздыхатель, а Чудиков, возомнивший себя Наф-Нафом, стал последней каплей. Вокруг происходило нечто невообразимое, чего никак не могло быть в нормальной жизни. Во всяком случае, в жизни простой библиотекарши. И еще неизвестно, что было хуже: всю жизнь покрываться пылью среди стеллажей в компании склочной Аллы Михайловны или разбираться с обилием посыпавшихся, как горох из дырявого мешка, ухажеров. Но едва Катя мысленно сформулировала свой вопрос, как немедленно признала: второе, безусловно, лучше.
Не дожидаясь окончания беседы, она схватила кофейные чашки и удалилась их мыть. Сама по себе необходимость мыть посуду удручала, но в данном случае эта повинность оказалась как нельзя более кстати.
Когда Катерина возвращалась назад с полным подносом чистой посуды, навстречу ей попался абсолютно деморализованный Чудиков.
– Я ухожу в сторону, – пафосно оповестил он оторопевшую секретаршу.
– А что, есть варианты? – заинтересовался неизвестно откуда появившийся в коридоре Вихров. – Ты собирался с ней бодаться за право пройти узкое место первым.
– Надо было сразу сказать, что у тебя с ним все так серьезно, – шмыгнул Игорь, даже не глянув в сторону Вихрова.
Технический директор жеребцом погарцевал в приемную, снедаемый любопытством, кого именно имел в виду Чудиков. Обнаружив пустое помещение, он быстро заглянул в кабинеты и с разочарованием констатировал, что Крягин с Клейстером сидят вместе.
– К кому Игорь приходил? – с деланым безразличием спросил Андрей.
– Ко мне, – вздохнула Катя, чувствуя себя крайне неловко. Перед Чудиковым было неудобно.
Неудовлетворенный Вихров еще некоторое время покрутился около ее стола и ушел восвояси, так и не выяснив, с кем из шефов у новой секретарши «серьезно». Единственное, что он вынужден был констатировать, – не с ним. Андрей даже начал немного жалеть, что дела обстоят именно таким образом.
Лиза сидела в учительской, бездумно листая журнал. Надо было срочно что-то менять. В себе, в окружающих, в жизни. Небольшое зеркало около стола упрямо притягивало взгляд, с удовольствием климактерической сплетницы демонстрируя Елизавете ее недостатки. Сильные женщины не плачут, но Лизе сейчас хотелось именно заплакать. И чтобы кто-нибудь пожалел. Может быть, со слезами вылилось бы все разочарование, обиды и стало бы легче. Но жалеть ее здесь было некому, а плакать – неудобно.
Она была уверена, что Толик позвонит с какими-нибудь объяснениями или оправданиями. Поэтому выключила звук мобильника, предвкушая, как будет возмущаться и не брать трубку, а он будет названивать и названивать… Женская душа – потемки, а мужская – Хабаровский край времен энергетического кризиса. Кавалер исчез по-английски, не прощаясь. Почему он даже не попытался как-то оправдать наличие жены и обелить себя перед обманутой Лизой, осталось загадкой.
На душе было тяжело и муторно. Новое знакомство с разведенным Витей, назначенное на пятницу, абсолютно не радовало. Елизавета была уверена, что нормальный мужик ищет женщин сам, без помощи мамы, а посему ожидала, что в гости к ней приволокут лысеющее недоразумение, вступившее в пору кризиса среднего возраста. Во всяком случае, у тощей, вертлявой, низкорослой тети Аллы никак не могло уродиться что-нибудь путное.
Тоска тяжелым колесом накатила на Лизу, хрустнув остатками надежд.
– Леночка, а завтра? – донесся игривый голос географа.
– Не знаю, не знаю. Надо подумать, – хохотнула в ответ Леночка.