«Не хватало еще простудиться тут! – сердито размышляла она, но сдаваться было уже поздно. Сил придавало еще и то, что Саша не звонил. И если смотреть правде в глаза, то если в Катиной жизни и была искра, то к Александру это не имело никакого отношения. Во всяком случае, его образ меркнул на фоне яркого и волнующего Крягина, как светлячок в лучах прожектора. Хотелось получить подтверждение, что Катя все делает правильно. Советоваться с мамой бесполезно, учитывая ее необъективное отношение к Саше. Сейчас как никогда нужен был совет Лизы, но подруга второй вечер пребывала в состоянии «абонента вне зоны действия сети».
Послышалось урчание мотора, и Катя замерла. Надо было точно рассчитать момент и появиться в свете фар именно в тот момент, когда автомобиль будет выезжать из ворот. В противном случае ее либо не успеют заметить в вечерней темноте, либо вообще собьют. Оба варианта категорически не подходили. Шлагбаум нехотя начал подниматься, и она с отсутствующим выражением лица вышагнула из тени.
– Я, конечно, все понимаю, – Никольский высунулся из дверей «девятки» и с ненавистью разглядывал затихшую у капота секретаршу. – Но не до такой же степени! Если ты думаешь, что я тебя покалечу, а потом всю оставшуюся жизнь буду страдать от чувства вины и ухаживать за инвалидкой, то глубоко ошибаешься. В крайнем случае – выплачу все, что будет положено по суду. Так что в следующий раз, когда вознамеришься намотаться на мои колеса, десять раз подумай!
– Да я просто мимо шла!
– И давно ты мимо ходишь? Все нормальные бабы дома, мужей кормят, а ты все тут отираешься!
– Я не отираюсь! И если все нормальные бабы дома, то и все нормальные мужики тоже дома! Чего же ты тогда стахановца из себя строишь? Выслужиться хочешь? И почему где я, там и ты?
– И не мечтай! – сплюнул Никольский, хлопнув дверью.
Настроение у Кати испортилось, словно лист бумаги, попавший в огонь и съежившийся в крохотный обугленный шарик. Все-таки обидно, когда красивый мужик, пусть даже такой противный и высокомерный, не делает никакой разницы между тобой и какой-нибудь Мышкиной, откровенно демонстрируя неприязнь. Ведь, по сути, она еще ничего плохого ему не сделала, наоборот, это Никольский изначально вел себя совершенно по-свински. Когда ты раздражаешь женщин, то это можно списать на ревность, зависть и что-нибудь еще, приятное и поднимающее собственную самооценку, но когда бесишь мужчин – это уже диагноз.
За счастье надо бороться, а в борьбе побеждает либо самый сильный, либо самый упорный. Презрев недобрый знак в лице нахамившего Никольского, Катя решила прибегнуть к старому испытанному способу – погадать на пуговицах: любит – не любит – плюнет – поцелует… Пуговиц оказалось три. Отчаявшаяся Катерина начала ощупывать куртку с упорством алкоголика, потерявшего заначку. Упорство было вознаграждено: на капюшоне оказался хлястик, прикрепленный четвертой пуговкой.
«Судьба!» – удовлетворенно хихикнула Катя и снова замерла в засаде.
Долго ждать не пришлось. Сквозь кованую решетку забора было видно, как большая темная иномарка хищно крадется к выезду. Прищурившись, она углядела значок «Мерседеса» и снова вывалилась под колеса. Теперь, памятуя о том, что водителей типа Никольского случайно выскакивающие перед капотом пешеходы не радуют, она решила, не мудрствуя особо, поскрестись в окошко. Тонированное стекло медленно поехало вниз, и Катерина, боясь упустить что-нибудь из заготовленной речи, сбиться, застесняться, торопливо зачастила в темноту салона:
– Ой, извините, до метро не подбросите? А то я договорилась с соседом, а он не приехал. Я так замерзла, просто ужас! До дома еще час ехать, а на дворе ночь, страшно так! Но я привыкла одна ходить, не боюсь совершенно. Только холодно очень, поэтому мне бы хоть до метро, до какого-нибудь!
Она тараторила, боясь замолчать, и судорожно цеплялась за дверцу, словно это помогло бы удержать машину в том случае, если водитель решит наплевать на ее слезное выступление и уехать. Собственно, этой речью Катя планировала поставить Крягина в безвыходное положение и принудительно влезть в автомобиль. Вряд ли Клейстер, как сиамский близнец, тащится за шефом домой, поэтому им представится наконец-то шанс объясниться без свидетелей.
Все в этом мире относительно, правота тоже бывает разной. Клейстер действительно не собирался увязываться на ночь глядя за Крягиным, хотя часть вопросов они так и не решили. Он просто сидел за рулем своей машины и слушал, как новая секретарша мелет абсолютную ахинею дрожащим от смущения голосом.
«Интересно, что ей на самом деле надо? Хочет стучать или… Нет, это вряд ли», – размышлял он. Конечно, можно было ей отказать, сославшись на субординацию и наличие общественного транспорта, но любопытство победило. Кирилл Антонович перегнулся на пассажирское место и молча распахнул дверь. Молчать – оно всегда вернее. Женщины не умеют молчать, поэтому всегда стараются заполнить образовывающиеся в диалоге паузы ненужной информацией. Иногда из пестрого вороха слов удается выудить весьма полезные сведения.