Жених и невеста

– Чтобы им, душегубам, кишки разорвало на том свете, – пробормотала бабушка.

– И вот… Он узнал, что жена спела и даже записала песню…

– Я слушала, – зачем-то ввернула я, – очень красивая песня.

– Да её все слушали, друг другу пересылали. Она, как ангел, заливалась, как будто болезнь от неё в этот момент отпрянула.

– И что он сделал?

– Проклял её память, оставил дом, посёлок и уехал в Турцию вместе с детьми.

– Как же его пустили с судимостью?

– Там сложная система. Дети своим ходом, с его сестрой поехали, он – через Украину хитрым способом, как многие делают. А в Турции уже ждут. Там, знаете, все, кто у нас на учёте были и соблюдать не могли, потому что их полиция дёргала, неплохо устраиваются. Баришкин сын после того, как в шестом отделе его подержали пять суток, в Турцию умотал. Исаевых сын – тоже. Бизнес там завели, ведут халяльную жизнь. Раз они решили стать полностью мусульманами, то в России им не выжить нормально, надо к единоверцам, чтобы законы нарушать не пришлось.

– И пускай уезжают, бесово семя, бешеные звери, – снова заворчала бабушка.

– И что, Халилбек – святой только потому, что его соседа по камере раньше срока выпустили? – отмотала я разговор назад.

– Ты что, Патя, он много чудес совершает, люди говорят.

– А себя выпустить не может?

– Не хочет, значит, пока, – зашуршала рукой в тыквенных семечках старшая соседка. – Но раз митинг сегодня, значит, скоро выпустят. Что, не помнишь, какие люди на концерте в клубе выступали! Депутаты, руководители… Этот, Борисов. Певицы известные. А Халилбек… Он же, говорят, – Хидр.

– Хидр! – благоговейно повторила бабушка.

– Что такое Хидр? Объясните! – попросила я.

– Как, не знаешь Хидра? Это же святой, наставник пророка Мусы.

– Не поняла. Мусы – Моисея, что ли? Он же сколько тысяч лет назад жил!

– А его наставник – вечный. Хидр его зовут. И появляется он в каком хочешь виде. Но чаще в зелёной одежде.

– Халилбек разве ходит в зелёной одежде?

– Это не важно. Но он мудрый, очень мудрый.

– Но если Халилбек и есть волшебный и бессмертный Хидр, мудрый наставник и всё такое, зачем он следователя убил? – не унималась я.

– Шшш, Патя!

– Или Адика с нашего посёлка?

– Патимат, ты поступаешь как неразумная. Судишь, не поняв, – строго осадила бабушка. – Люди никогда не могут сразу объяснить поступков Хидра. Удивляются, осуждают. Потому что сути не видят. А потом оказывается, что Хидр был прав.

– Как можно быть правым, убив человека?

Ни бабушка, ни соседки не нашлись что ответить, и поэтому дружно нагнулись над тазами с очищенными уже семечками, засуетились, закопошились.

– Патя, быстро завари чай! – прикрикнула старшая соседка.

Я послушно пошла на кухню, включила электрический самовар, достала крупнолистовый зелёный чай, гвоздику, чёрный перец горошком, мешочки с сушёной душицей и мятой, полынью и чабрецом, лавровый лист, баночку тмина. Ошпарить заварочный чайник, закинуть всего по щепотке, по две-три штучки, залить кипятком, поставить на рассекатель на тихий огонь…

И почему не звонит Марат? Неужто этот гадкий Тимур его отвадил? Я думала об этом и днём и ночью, проваливаясь в мечты и фантазии о нашей с Маратом внезапной встрече, признаниях и тому подобной романтике. Чем наивнее рисовались картины, тем легче было выдержать тянувшуюся неопределённость.

– Ну что, Патя, как вообще дела? – прицепилась вошедшая ко мне на кухню соседка – та, что разносила вести о срыве сватовства Абдуллаевых.

– Нормально, спасибо…

– Что замуж не выходишь?

– Ну-у-у…

– Смотри, Эльмира дотянула до двадцати восьми и уже не может рожать.

– Не всем везёт…

– Никому не везёт, если медлить! Сейчас такая экология! У одной – яичники, у второй – шейка, просто-напросто выносить ребёнка не могут.

Я молчала в ответ, надеясь, что, не дождавшись реакции, соседка отвяжется. Но она продолжала разглядывать мамины кухонные вещички, крючки для полотенец, баночки для сыпучих круп, балкарские глиняные фигурки на полках. Потом села нога на ногу и уставилась на мой вихрастый затылок.

– А волосы ты где постригла? В Москве?

– Да…

– А зачем? Модно, да?

– Да не знаю. Постригла, и всё…

– А сушишь ты феном или полотенцем?

– Просто на воздухе. Они быстро сохнут.

– Ну конечно, – закивала соседка, – три волосинки…

Потом поднялась и стала разглядывать через моё плечо, как я снимаю заварочный чайник с рассекателя и достаю стаканы-стекляшки.

– Ты с травами заварила, да? А моя свекровь не любит. Ругается, если я с травами делаю…

– Угу.

– Но я иногда мужу завариваю. Есть смесь, специально для мужчин, чтобы налево не сворачивали и только жён любили.

– Это как?

– Выйдешь замуж – скажу. Я вообще много смесей знаю. Ко мне даже Люда заходила, у которой дочку жених бросил.

– Амишкина мама?

– Да. Просила что-нибудь эффективное, чтобы дочку успокоить.

– Удалось?

– Они её в горы отправили, там вроде какой-то дальний родственник жениться на ней согласен. Туда ведь слухи с равнины не так просто доходят.

– Какие?

– Сама знаешь. Что Амишка – не девочка.

Я шумно вздохнула. Мне так опостылела соседская трескотня, что я готова была уже вылететь на улицу, хоть даже и прямо в лапы Тимуру.