Жених из Ада(СИ)

Посмотренный еще в юности «Конструктор красного цвета», правда, и ему достаточно долго являлся во сне, поэтому, как говорится, Су «сам был грешен», но в результате своих «увлечений» омега очень быстро пришел к выводу, что не демоны, Дьявол или разная нечисть действительно пугает.

Пугают люди.

Живые страшнее мертвых.

Ни один мистический фильм не мог напугать мальчишку (ну, разве что некоторые с куклами или детьми – вот уж правда, самые пугающие существа в мире), но вот обычная резня порой заставляла действительно содрогаться от того, что ее могут, пусть даже и по сценарию (ну, «Подполье» не в счет, там действительно людей убивали) совершать представители его вида.

Но Су не мог осуждать их в полной мере – он был стопроцентно уверен в том, что и сам способен убить. Да, не близкого человека или друга, но способен. Что он не побоится нажать на курок или вонзить кому-то в живот нож. Что он не задумается. Ни на секунду.

И самым пугающим было то… Что на деле его это не пугало.

Когда пересмотренный тысячи раз «Сербский фильм» и две части «Многоножки», а также «Ичи» были «пройдены» мальчишкой вновь, Су вновь с тяжелым сердцем запустил диск «Заводного апельсина» и с тихим смехом уткнулся носом в рубаху Чанеля:

- Это все так отвратительно. Они отвратительны. Я отвратителен. Меня так тошнит от этого, ты бы знал… И я так скучаю по тебе!..

Закрыв на миг глаза, омега искривил лицо в усмешке, а затем перевел глаза на экран:

- Даже старое доброе ультранасилие не способно с этим справиться.* К черту! – зарычав, мальчишка схватил бутылку из-под пива и кинул ее в стену, с восторгом глядя на то, как темные осколки разлетаются по полу. Его сотрясал смех, давили слезы, а пальцы дрожали так сильно, будто он только что бросил курить. – Чанель бы посмеялся над тем, как я стал слаб… - хмыкнул мальчишка, скидывая в пакет все свои диски и засовывая их все глубже в кладовку.

Его трясло от того, что он видел, его трясло так сильно, что он, не выдержав, выдернул все шнуры проигрывателя и, выбежав на балкон, со всей силы швырнул его на землю… Его кожа словно была покрыта грязью – так омега чувствовал себя впервые. Никогда в своей жизни он не испытывал к тому, что так любил, такого сильного отвращения.

Люцифер не шел ни в какое сравнение со злодеями из фильмов, столь утрированных сценаристами и режиссерами. Дьявол! Дьявол был лучше многих людей! Да лучше всех, лучше его самого! Плевать, что он убивает, что он сводит с ума, но даже он не такое чудовище, как те, на кого Господь возложил столько надежд, когда создавал их!

Упав на колени возле осколков, Кенсу взял один в ладонь, невольно сжимая и не сдерживая стона от боли из-за того, что ее пересек глубокий порез. Кенсу ненавидел себя, ненавидел весь человеческий род, понимал, почему Люцифер так презирал их! Из-за таких чудовищ, как люди, ангел лишился неба. Ангел пал в глубины Ада и стал Дьяволом.

По насмешке судьбы полюбившим Человека.

- Чанель… - прошептал омега, доползая до кровати и поджимая колени к груди. – Чанель… Чанель… Люцифер…

Их мир раздирали войны, ненависть и лицемерие, а доброта и любовь проигрывали каждый день под натиском всего того дерьма, что притаилось в душах людей.

Кенсу вспомнился улыбающийся Мен: как можно хотеть заводить ребенка в этом мире?.. Как можно… Он совершенно не боится?..

Безумный взгляд Кенсу зацепился за фото, на котором они были с Бэкхеном и Тао. Один из немногих снимков, на котором До действительно искренне улыбался, находясь с самыми родными для него людьми.

Людьми, которые верили в добро и справедливость, смеялись над заскоками До и обнимали так крепко, что им самим в пору становиться было маньяками. Су не удержался от смеха, вспоминая, как они гуляли ночи напролет, как дрались из-за лишнего бургера и путешествовали на Чеджу. Как Бэкхен плакал от своего разбитого Минсоком сердца, а Тао крепко держал его руку в своей, пока Су совсем не знал, как поступить.

Омега вспомнил искреннее обожание в глазах Ифаня и Чжунмена, игривую улыбку Чондэ и аромат его кофе, теплые, сильные руки Исина и алеющие щеки Сехуна, совершенно безумный хохот Ханя, ребят из своей команды и даже того монаха, которого послали убить Чанеля.

Чанеля…

Боль в груди была столь резкой, что омега прогнулся на постели, задыхаясь. Его кожа вспыхнула, словно сухая листва, а низ живота свела судорога удовольствия, от которой глаза мальчишки закатились. Он невольно вцепился нераненой рукой в спинку кровати, сжимая ее пальцами изо всех сил, и скорее постарался выпутаться из майки, что была на нем, чтобы, как говорил когда-то дедушка «дать воздуха сердцу».