Мне так хотелось рассказать ему, какой он был классный, когда он вдруг решил, что мы женимся по-настоящему. Но у Ромки, а скорее у питона, терпение закончилось. Поставив меня у стены, Ромео скинул свой халат, бесстыже покачивая своим членом, полез целоваться.
— Как я целовал тебя, так? — Ромка нежно, едва касаясь лица ладонями, так же осторожно коснулся губ, ласково целуя, очерчивая их, втягивал то нижнюю, то верхнюю поочередно, медленно, будто таким он и представляет себе первый поцелуй. Неторопливый, изучающий. Даже какой-то неуверенный.
— Нет, — успеваю выдохнуть ему в губы и, открыв глаза, встречаюсь с насмешливым взглядом.
Да он опять мучить меня вздумал? У меня и так уже пол из-под ног уплывает от него. От жара его тела, от поцелуев и взгляда. Да просто потому что он рядом. Тяну руки к его шее, но, передумав, опускаю их на громадную грудину, подглядывая за его реакцией, вывожу слова, что не скажу ему, спускаюсь ниже и впиваю ногти в жесткие мышцы живота.
Ромка смотрит мне прямо в глаза, и в его потемневшем взгляде есть какая-то злость, и мне на ум приходит только одна причина.
— Ром… у меня… я… в общем, кроме тебя у меня не было никого уже… давно.
Кажется, я угадала, недоверие в глазах сменилось короткой улыбкой и вернулся Ромео, которого я знаю. Тот, чей напор сдержать я теперь не в силах, потому что не хочу. Мне так легко довериться ему, и наплевать, что я любовница не самая опытная, он все умеет сам и не ждет от меня профессионализма в этом плане. С его гиперозабоченным питоном и быть по-другому не может, наверняка уже все, что хотел, пробовал.
Колючая щетина колет подбородок, а жадность наглых губ заставляет подчиниться бескомпромиссно. Мы так мало были вместе на его базе, но никогда прежде я так не мечтала о поцелуях, как эти три недели в разлуке. И, кажется, ни я, ни он не можем ими насытиться, не можем оторваться. Мои тихие стоны, его хриплые тоже, остаются внутри нас, вместе с разрядами тока по небу уносятся, заставляя все тело дрожать, потому что долго, так долго мы ждали этого оба.
Его руки успевают за это время все. И стащить с меня халат, и огладить всю, то прижимая меня к своему раскаленному торсу, то выпуская из кольца сильных рук, сжимая грудь в ладонях. Я уже поняла, что он к ней неравнодушен, так много внимания, не просто пожамкать, а будто сиськи отдельно от меня получают свою порцию удовольствия от его умелых ласк.
Можно сказать, что мое тело меня не слушается, сдается и тает в его руках, но я знаю точно, что сейчас я выгибаюсь, тянусь к нему и торопливо глажу и царапаю спину, потому что скучала. Тосковала как одинокий лебедь по своей паре. И Рома, как мне казалось, тоже пытается насытиться всем и сразу, наверное, со стороны похож на морского конька, ему приходиться сгибаться, чтобы целовать меня, но при этом он вжимает меня в стену, упираясь горячим твердым членом в живот.
И я не уверена, что если бы он меня так не пришпилил и не держал, я бы не рухнула на трясущихся от перевозбуждения коленках. Хотя… Ромка бы и в такой позе нашел чем заняться.
— Ножку на подлокотник, — командует Ромка и сам поднимает ее, ставя как ему хочется, то есть и меня сбоку от дивана, и ногу согнув в колене, даже интересно, как он умудрится в этой позе…
Он отстраняется, как будто хочет заценить, и медленно проводит рукой по своему питону, темно-розовая головка блестит и у меня моментально пересыхает во рту, желание опять заставить эту махину подчиняться мне, быть в моей власти накрывает, я торопливо облизываю губы, но Ромка не даёт мне времени для самодеятельности, хотя безошибочно угадал мои мысли:
— Потом, Стефи-и-и, хочу в тебя.
И неожиданно разворачивает меня к себе задом, наклоняя к спинке дивана так, что мне приходится стоять одной ногой на пальцах, а второй коленкой на подлокотнике дивана, и дергает мои бедра к себе. И шлёпает мне по заду своим стояком! Бесстыдник! И понятно теперь как, мой зад торчит удобно для Ромашки и мне удобно кусать обивку, чтобы не заорать в голос от первого толчка, медленного, но слезы из глаз не заставляют себя ждать. Распух питон в ожидании и окаменел. Он то погружается немного, то снова выходит, шипит на меня опять, а я все, что могла, уже сделала, там мокро, как после ливня в океане! Сам виноват, раскормил змея, вот он и застревает!
— Стефи-и-и, расслабься, — требует Рома, что в моем понимании, конечно, невозможно, но я стараюсь и отдаюсь полностью в его руки и подчиняюсь мастеру.
Сначала Рома двигался медленно, давая мне снова к нему привыкнуть, он гладил спину, сжимал ягодицы, что-то там шипел и рычал, приказывая мне не жевать диван.
— Стефи-и-и, кричи, моя плохая девочка, хочу слышать… и держись крепче.
И я кричу, потому что он подхватывает ногу, ту, что мучилась на цыпочках, и отводит ее вверх, проникая так глубоко, что, кажется, питон теперь знает, как выглядят все мои органы внутри. А некоторые и пощупал.