Жених моей сестры

Я знаю, что Нюта не врет. Я уже в курсе, как моя любимая художница выглядит, когда она чем-то вдохновлена: тогда ее взгляд сверкает, все руки до локтя испещрены пятнышками краски, а еще она забывает и про еду, и про сон, потому что готова рисовать запоем. Так вот, кажется, лондонский университет ее и правда не вдохновляет, особенно в том, что касается самих лекций и практических занятий. Зато она рисует своих сокурсников, у нас дома уже целая галерея портретов: там и широко улыбающаяся темнокожая девушка с крупными чертами лица, и тонкий, как кузнечик, кореец, и рыжий веснушчатый ирландец.

Не ревную ли я? Конечно, ревную. Но вижу, как Нюте нравится рисовать людей, и ради ее счастья стараюсь сдерживать того дикого ревнующего дракона, который живет во мне и жаждет, чтобы мое сокровище не отходило от меня ни на шаг.

– Да, я понимаю, – я все еще колеблюсь, нажимать ли кнопку на сайте, завершая покупку авиабилетов в Москву. – Но можно же не учиться. Просто будем жить тут вдвоем. Я работать, ты рисовать… Хорошо же было.

Наверное, я подсознательно боюсь возвращения. Было таким облегчением отсечь от себя весь мир и все наше прошлое, оказаться с Нютой в незнакомом городе, в этой маленькой комнате, и просто жить, начав все сначала.

Это были невероятные полгода. Мы столько времени проводили в постели, наслаждаясь друг друг другом, мы столько гуляли, изучив все закоулки Лондона, мы столько разговаривали и спорили, переходя на поцелуи, когда не хватало аргументов. Мы столько смеялись, пока учились готовить, и так гордились собой, когда начало что-то получаться. У нас даже появились свои коронные блюда! У Нюты жареная картошка, а у меня спагетти с креветками. А вот блины так и остались недостижимой вершиной кулинарного мастерства. Мы забили после пятой неудачной попытки и просто заказывали их в одном русском ресторанчике, когда хотелось чего-то вкусного.

Мне кажется, я никогда не чувствовал себя таким счастливым, как здесь. Таким свободным, таким сумасшедшим, таким влюбленным…

Что если все это кончится, когда мы вернемся?

Нюта как всегда понимает меня даже лучше, чем я сам, потому что подходит и обнимает со спины, пристраивая свой подбородок мне на плечо. От ее пахнет свежо и сладко – и член привычно тяжелеет только от ее запаха. Как же сильно я ее хочу. Всегда. И чем дальше, тем больше: эта связь становится только сильнее со временем.

– Если мы вернемся, ничего между нами не поменяется, – говорит она мягко. – А твой отец… Яр, ты же сам себе не простишь, если не приедешь к нему.

Может, я неправ, но я ничего не чувствую при мысли о том, что у отца случился инсульт и он теперь в больнице. Ни страха, ни злорадства – ничего. Впрочем, Нюта права: как минимум, навестить я его должен. Но это не причина для возвращения.

Причина может быть только одна.

– Моя хорошая, в больницу я могу и один слетать. Через пару дней уже снова тут буду. Поэтому просто ответь мне честно: ты сама – вот ты – хочешь вернуться?

Я поворачиваю голову, смотрю на Нюту, которая задумчиво прикусывает свою пухлую нижнюю губку, а потом решительно кивает.

– Да. Хочу.

– Значит, вернемся, – я быстро целую ее и уже без всяких сомнений нажимаю на кнопку «купить».

В аэропорту нас встречают Зак Громов и его невеста. Невеста – фигуристая блондиночка Лия – сразу же бросается на шею Нюте, и они обнимаются как разлученные в детстве сестры. Мы с Заком ухмыляемся друг другу и крепко пожимаем руки. За эти полгода совместной работы я еще больше убедился в том, что голова у Громова работает как надо, а сам он надежный как швейцарский банк. Плюс выяснилось, что его язвительные и саркастичные шуточки отлично сочетаются с моим чувством юмора, да и вообще, что общего у нас гораздо больше, чем я думал.

– Я снял вам на месяц квартиру, как ты просил, вот ключи, – Зак вкладывает мне в руку связку. – Выбирал на свой вкус, так что если не зайдет, просто новую найдешь. Я пока договор долгосрочной аренды не заключал, так что время подумать есть.

– Спасибо.

– Тачку будешь себе брать?

– Пока не решил, – уклончиво отвечаю я.

Громовы хорошо платят за работу, и деньги у меня сейчас есть, но сначала надо все хорошенько прикинуть.

Ребята довозят нас до нашей новой квартиры, мы прощаемся, договорившись встретиться завтра и поужинать вместе. Нюта, уставшая после перелета, отправляется спать, а я беру такси и еду в больницу. Частная палата, круглосуточное наблюдение и… отец, не похожий сам на себя, бледный и весь в трубках.

– … необратимые изменения мозга… вряд ли он когда-то сможет говорить…надежда, конечно, есть всегда, но…

От слов врача у меня внутри все сжимается. Да, отцу было всю жизнь наплевать на меня, я был для него просто инструментом для достижения целей, но все же это мой отец. И невыносимо его – сильного, властного и не старого еще в общем человека – видеть в состоянии овоща.