Жених со знаком качества

— По качану! — рассердился я. — Откуда мне знать, что тут фармацевты нахимичили? Пейте скорей, дорога каждая секунда!

Лидия испуганно тряхнула челкой, зажмурилась, брезгливо зажала нос и залпом опорожнила трехсотграммовый бокал. Я был восхищен: сам бы под расстрелом эту гадость не выпил бы.

А Лидия выпила и прилегла на диван помирать.

— Ох, — стонала она, выворачивая наизнанку мне душу, — что-то плохо, совсем плохо, видит бог, все хуже и хуже.

— Девочка моя, потерпи, скоро противоядие начнет действовать, — уговаривал я ее, нервно поглядывая на часы и отмечая, что теперь-то бедняжка скоро умрет: двести граммов касторки, плюс болтушка из карвалола, валидола и пустырника и т. д. и т. п. — это что-то! Я бы точно не выжил…

Однако, умирала Лидия как-то настораживающе долго. Я отнес ее в спальню и рискнул позвонить матери.

— Мама, я насчет яда. Ты не в курсе, он быстродействующий?

Мать поняла меня с полуслова.

— Как раз нет, — охотно пояснила она, — в том-то и дело, что первое время не действует совсем. Как бы не действует, а сам тайно ведет свою разрушительную работу.

Я в панике бросил трубку и помчался в спальню смотреть на Лидию. Она лежала на моей кровати, свернувшись калачиком и держась за живот.

“Бедная девушка, — горестно подумал я, — такая свежая, такая красивая, а внутри нее уже идет разрушительная работа. Катастрофа!”

Лидия заметила меня и сказала:

— Мне кажется, я умру.

Я рассердился:

— Глупости. Ты будешь жить, ты молода и красива.

— Нет-нет, — покачала головой она. — Противоядие не работает. После него мне стало еще хуже.

Вдруг она приподнялась и спросила:

— Вы правда считаете меня красивой?

Я хотел ей ответить, но запищал телефон. Звонили из агентства.

— Билеты заказывали? — спросил механический (то ли женский, то ли мужской) голос.

— Да, да, — заверил я.

— Один билет на автобус?

— Да, один билет на автобус.

— Все. Ждите. Завтра вам принесут.

И голос исчез, вместо него раздались гудки.

Лидия, а она, приподнявшись на локтях, напряженно вслушивалась в разговор, сразу откинулась на подушку и спросила:

— Зачем вам автобус? Вы же хотели умереть?

— Это я позже захотел, после того, как заказал билеты, понимаете, — начал оправдываться я, но она меня оборвала:

— Да ладно, какая теперь разница. Я умираю. Вместо вас.

Схватившись за голову, я нервно забегал по комнате, приговаривая:

— Как глупо, как глупо все получилось…

Лидия попросила:

— Не надо, не корите себя. Это судьба. Кому суждено утонуть, тот не сгорит. Значит пришла моя пора, а не ваша. Лучше присядьте на кровать, ко мне поближе.

Я присел и погладил ее по волосам. Она остановила мою руку и спросила:

— Как вас зовут? Мы до сих пор не познакомились.

— Почему же, я знаю как вас зовут, а меня зовут Роберт.

— Вас зовут Роберт? — удивилась она.

— Да, меня мама так назвала.

— В честь Роберта Рождественского?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Никогда ее об этом не спрашивал.

— Почему?

— Мама не терпит, когда ее перебивают.

Лидия вздохнула:

— Да, все женщины любят поговорить, но это не всегда плохо.

— Согласен, — кивнул я.

— А зачем вам автобус? — спросила она.

— Хотел уехать в деревню.

— В деревню? Зачем?

— Работать, — ответил я, собираясь этим и ограничиться, но вдруг меня понесло.

Все, накопленное в душе годами, выплеснулось вдруг на эту бедную, умирающую девушку. Уже позже я понял, что так откровенно можно разговаривать только с человеком, не собирающимся задерживаться на этом свете. Я рассказал ей про все: и про свое одиночество, и про то, как оглушающе тихо и убийственно тоскливо в моей квартире, где годами не бывает людей. Пожаловался на друзей: они слишком редко ко мне заглядывают. Пожаловался на ту рыжую девчонку, которая испортила мне жизнь: видеть ее в своих снах, а потом бесконечно искать в других женщинах — еще то испытание. Пожаловался на работу: теоретики и философы обречены на затворничество. Они дичают, месяцами не видят людей, если, конечно, крепко работают. Поеду в деревню, там буду не один: там будут петь мне птицы… И там не будет Светланы, исчезнет соблазн ей позвонить…

Короче, когда мой крик души коснулся заветного: желания иметь сына, Лидия притянула меня к себе и прошептала:

— Вы романтик.

— Видимо, да.

— Как жалко, что я не мужчина.

Я опешил:

— Почему?

— У меня был бы шанс что-то оставить после себя, например маленького человечка.

— По той же самой причине всегда завидовал женщинам, — признался я. — Женщина независима, она сама может родить себе ребенка, ей плевать на мужчину. Мужчина этого не может. У него очень мало прав, здесь он целиком зависим от женщины.

— Многие не жалеют об этом, — заметила Лидия.

— Но я страдаю. Я хочу ребенка, но не уверен, хочу ли жену. Моей женой должна быть только та девчонка с коленками, другой я не вынесу. А ее нет. Поэтому хочу жить холостяком и растить ребенка. Любая женщина может себе это позволить…

— Роберт, ты чудный, чудный человек, — восхищенно прошептала Лидия, медленно расстегивая пуговицы на моей рубашке.

“Что она делает? — столбенея, подумал я. — И как мне себя вести? У нас почти двадцать лет разница…”