— Да, — шаманка с достоинством кивнула. — Я знаю. Всегда. Это моя ноша. Она тяжелее, чем ты можешь представить. Я знаю. Но не могу сказать. Не должна вмешиваться! — последние слова она выкрикнула, и в её лице, глазах, всей фигуре было столько боли, что Ярон содрогнулся, словно заглянул в бездну.
Несколько секунд шаманка молчала, только грудь её вздымалась от тяжёлого, загнанного дыхания.
— Такова наша ноша, — наконец проговорила она очень спокойно, но это было спокойствие, родившееся из боли, пережитой тысячи раз, и Ярон это понял.
— Мы знаем, мы видим, и чем больше видим и знаем, тем нам тяжелее. Потому что вмешиваться нельзя. Если вмешаешься, лишишься дара, останешься пустой оболочкой, которая не сможет более ничего, никогда.
— Мы помогаем там, где возможно, там, где наша помощь не лишает вас выбора. Вас, тех, кто не смотрит за грань. Вы не видите того, что зрим мы. Но у вас довольно знания, довольно души, разума и сердца, чтобы делать выбор.
— Для этого мы все живём — делать выбор, чтобы наш выбор создал нас! Вылепил наши души, будто гончар, создающий из глины изящный кувшин, полезный горшок или кособокое нечто, что следует снова слепить в ком и сделать ещё одну попытку. И ещё одну, и ещё, если не выходит. Вы делаете выбор, выбор делает вас. А мы… не можем мешать этому.
— Ты знаешь и чувствуешь достаточно, чтобы решить — решить всё, что нужно. Я помогу, когда смогу, подскажу, когда будет можно. Но не раньше, и не больше. Твоё сердце знает правду! — выкрикнула она, указав на Ярона пальцем, будто обличала его, обвиняя в преступлении. — Знает! Так не спрашивай меня!
ГЛАВА 36. Ярон. На перепутье
Муфра настояла, чтобы Ярон выпил целебный напиток, восстанавливающий силы, и удалилась. Никто не знал, покинула ли она замок или, может быть, ещё бродит где- то здесь.
Настаивать ей пришлось потому, что Ярон не хотел терять ни одной лишней минуты, а волшебный напиток, хоть и обладал поистине чудодейственными свойствами, но требовал нескольких часов глубокого сна. Однако пришлось подчиниться. Не доставало ещё снова потерять сознание, и на этот раз не при паре гостей, а уже при всех.
Посланники и главы кланов всё ещё оставались в замке. Некоторые, кого призывали срочные дела, отбыли к себе, но и они прислали посланников вместо себя. Замок гудел, как растревоженный улей, слухи наполняли и переполняли его, как забытая хозяйкой квашня — кадушку. Необходимо было прояснить всё, собрать посланников и… И снова пережить это.
Вторая невеста — второй побег. Да, нужно собрать все силы, чтобы снова пройти этим путём — путём поражения и… позора. Даже дурманный напиток не мог освободить Ярона от тяжести, лежавшей на душе. Так много всего…
Предательство кого-то, кому он безоговорочно доверял. Внезапное появление ворона. Откуда?! Если представитель воронов прибыл в замок инкогнито, скрывшись под личиной кого-то из птиц-оборотней, а для ворона это не составило бы проблемы, то… То он показал себя перед воронами с самой отвратительной стороны из всех возможных и на союз с ним они не пойдут никогда.
Его собственное ужасное поведение по отношению к Полине, которое она, должно быть, никогда не простит. Права Муфра. Он пытался спорить с ней, говорить о долге, о том, что вымолит у Полины прощение, лишь бы вернуть её обратно.
Но шаманка, посмотрев на него долгим печальным взглядом, сказала:
— Ты не понимаешь… Ты мужчина, и ты не понимаешь… Наверное, она простит тебя, может быть даже уже простила, если Верен и Райяна объяснили ей, что произошло и почему. Простит или простила — умом, рассудком. Но сердцем… Допустим, она простит тебя и сердцем, если у неё над головой воссияют лучи святости. Но тело её — оно не простит тебя никогда. И никогда она не сможет стать твоей без ненависти и отвращения. Ты хочешь зачать наследника в ненависти и отвращении? Ты веришь в то, что такой наследник принесёт Лоанире благо?
Ярон отвёл глаза.
— Что же делать? — спросил он, понимая — сердцем, о котором всё твердила шаманка, что она права!
— Оставь её в покое. У неё свой путь, — уронила Муфра, обернувшись уже у двери, прежде чем выйти.
Когда князь проснулся или, вернее сказать, пришёл в себя во второй раз, рядом был Тремир — немолодой коренастый мужчина с лёгкой проседью в каштановых волосах, волк, ровесник и друг отца Ярона, до сих пор остававшийся вторым по силе в его стае. Но важнее силы было всеобщее уважение, которым заслуженно пользовался Тремир — не только в стае, но и во всём клане волков, а также и в Теновии в целом.
— Что ещё случилось, Тремир? — обречённо спросил Ярон. Перед старым другом отца и своим наставником можно было позволить себе проявить истинные чувства и не скрывать своё состояние.
— Да, собственно, ничего нового. Посланники ждут, когда им официально объявят, что происходит и что ты собираешься делать. Они могут подождать и до завтра, если ты ещё не в силах…
— Я в силах, — Ярон сел в кровати. — Кажется, уже вечер?
— Да, — подтвердил Тремир.
— Через час я выйду к ним и объявлю… Скажу, всё как есть. Думаю, это лучшее, что можно сделать.