Женихи счастью не помеха

— Хор-р-рошо! — констатировала вредная птица, взлетев от разъярённой меня на крышу.

— Перья выдерну, — мрачно пообещала я, погрозила кулаком, подняла многострадальную простынь и пошла заниматься стиркой.

Провозилась до самого вечера, временами накатывала тоска, начинало щемить сердце, но я мужественно гнала прочь эмоции, даже нашла в себе силы улыбнуться появившемуся кузнецу. Арташ расцвёл, сделал то, зачем пришёл, то есть смазал петли и прочно расположился на стуле. Выгонять не стала — надо как-то свыкнуться с мыслью, что скоро буду видеть его ежедневно, еженочно, и не только видеть. Готовить, стирать, убирать, исполнять другие обязанности, что там ещё должна делать хорошая жена?

Становиться хорошей женой не хотелось, а придётся, поэтому я натянула на лицо приветливую улыбку и подлила кузнецу горячего отвару.

— Арташ, тётушка Ульмира пригласила на ужин.

— Хорошая идея! Расскажем о помолвке, получим её благословение! Ни у кого в городе не будет такой умной жены, как у меня!

— Это да, — вздохнула я и поспешно отвернулась.

Глава 20

Чем больше расцветала природа, тем ближе становилась назначенная кузнецом дата свадьбы, и тем хуже становилось мне. Не радовало жаркое солнце, вызывали отвращения цветы, тошнило от еды. Тётушка Ульмира задумчиво поинтересовалась, не ношу ли я ребёнка под сердцем? Например, от того черноволосого, больно уже он взгляды бросал на меня многообещающие, а уж в сердечных делах она специалист. Я огрызнулась, откуда. Она не очень поверила, обиделась, но благословила на брак с кузнецом. А мне просто было плохо, я не хотела этой свадьбы!

Про графа старательно не вспоминала, гнала прочь мысли, но он опять начал приходить во сне по ночам. Просто стоял и молча смотрел, иногда улыбался. Такой же красивый, недоступный и желанный. Надоело просыпаться в слезах, и я практически перестала спать. Довела себя до такой степени, что падала без сил, только тогда могла подремать некоторое время. Пить отвары боялась, не знала, как отреагирует измотанный организм.

Привезённое счастливым женихом подвенечное платье так и лежало, завёрнутое в мешок. Арташ не замечал моих страданий, да я старалась ему и их и не показывать. Зачем? Он не поймёт, не оценит, он так долго ждал, что теперь, когда мечта близко, летел к ней, не смотря по сторонам. Заходил каждый день с утра, помогал по хозяйству и уходил в кузню, торопился подарок свадебный доделать.

Я оставалась одна и страдала. Моя мечта тоже близко, но запрет на вход в Альтиру анимагов продолжался, мало того, притеснения усилились. Судя по слухам, долетавшим вместе с путниками до Вороньего гнезда, жизнь становилась хуже и хуже. Могли отказать в продаже элементарных вещей, выгнать из любого заведения, иногда даже говорили о пытках. Не всему можно было верить, поэтому услышанное я делила в уме на два, а то и на четыре раза, и осторожно пыталась выяснить причины, побудившие Эдварда II к такой ненависти.

Некоторые рассказывали, что к этому приложил руку новый Советник Короля, страдавший от несчастной любови к женщине-анимагу и вымещающий зло на остальных. Другие рассказывали, наоборот, о чрезмерной любви одной безумно ревнивой магички к анимагу. Люди всегда говорят то, что домыслили к услышанному. Поэтому я старательно ловила каждый слух, пытаясь вычленить правильную информацию.

Путник появился на дороге уже к закату, шёл тяжело, опираясь на посох. Сгорбленный седобородый старик не спеша подошёл к моему забору и низко поклонился.

— Доброго вечера, хозяюшка.

— Доброго, дедушка.

— Водой не напоишь? Далеко иду и издалёка, из самой Альтиры.

— Конечно, дедушка, — распахнула я калитку и пригласила к себе в дом. Поставила на стол воду, отвар, достала припасённые пряники.

Он протянул руку в перчатке, взял один и начал не спеша есть, прихлёбывая из чашки. Уставший вид, пыльная одежда, опущенный взгляд, стало его жалко.

— Дедушка, переночуй у меня, не стеснишь.

— Спасибо, хозяюшка, — проскрипел он. — Но у тебя одна кровать.

— Я себе на полу постелю.

— Лучше я на полу, я привычный.

— Договорились, — улыбнулась я. — А не расскажешь, дедушка, что в мире делается?

— Отчего же не расскажу, расскажу, — улыбнулся он в бороду. — Тебя как звать то?

— Милена, — удобно расположившись на стуле и подперев голову руками, приготовилась слушать.

— Красивое имя, не местное. Да и сама красивая, только бледная, уставшая. Аль обидел кто?

— Всё хорошо, да вы рассказывайте.

— Нет, хозяюшка, вижу, гложет тебя что-то. Вначале ты душу облегчи.

— Свадьба у меня скоро, — вздохнула я горестно.

— Так это ж веселье, радость для любой девушки. Аль не люб жених тебе?

— Не люб.

— Зачем тогда замуж выходишь?

— Другого люблю, хочу его забыть. Далеко он, да и не нужна я ему.

— Это он тебе сказал? — путник поперхнулся, схватился за чашку и залпом её осушил.

— Не нужна я ему, — упрямо повторила я.

— Вдруг ошибаешься? Вдруг он тоже тебя любит?

— Любил бы, дорожил. На руках носил бы, кричал бы о своей любви.

— А он? — старик поднял на меня взгляд. Странно, сгорбленный старик, а глаза молодые, серые, с длинными ресницами.