Женись, я все прощу!

– Скажешь тоже, – усмехнулась Люся, – сама варила! Эллочка дала в термосе. Активный мальчик, смышленый ребенок.

– И сколько ему, такой лапе? – Настена протянула руку, собираясь взять у подруги ложку и докормить малыша.

– Не знаю, – буркнула Люся, – пять или три, я в их годах не разбираюсь. Между прочим, у тебя своя смышленая лапа лежит на диване. И он очень голодный, я его не покормила.

– Бедненький, – пожалела Федора Настя и засуетилась.

Через полчаса, а за это время Петюня так и не доел свою кашу, вымотав все нервы у Люси, на кухню прибежал Федор. Его привлек запах свежесваренного кофе. Он уселся напротив мальчугана и ревниво поглядел в его тарелку.

– Плохой дядя, – выдал тот и принялся с невесть откуда взявшимся аппетитом доедать манку.

– Такое ощущение, – присмотрелась к ним Люся, – что они ведут себя, как конкуренты. Федор, прояви снисходительность к малышу. Представь, что он твой сын, наш сын.

– Никогда! – испугался Федор и принялся жадно хлебать свой кофе.

– Подожди, – спохватилась Настена, – я омлет положу.

– Я не готов к отцовству! – решительно отрезал Смолкин, принимая из рук Настены дымящийся омлет. – Во всяком случае, к такому, – он покосился на Петюню. Тот с безобидным видом играл на столе с игрушечной машинкой. – Я бы воспитал в нем уважение к старшим!

– Пледъяви документы! – наехал на него Петюня своим автомобильчиком. – Нету? Штлаф!

– У! – Смолкин отсел подальше, но не поглядел, куда именно садится, и промазал. – Ё!

Тарелка с горячим омлетом накрыла сверху его измученное переживаниями лицо. Федор закричал. Петюня испугался и тоже заорал. Настена заойкала и принялась очищать дорогую физиономию, пострадавшую за это утро уже несколько раз. Одна только Люся сохраняла полное спокойствие. Она четко знала, чего хотела добиться, и была в двух шагах от намеченной цели.

– Нет! – кричал Смолкин с полу. – Мои дети будут воспитаны по-другому! Я требую адвоката! И развода! Селиванова, Людмила Селиванова, я хочу с тобой развестись.

– А как же мама? – Люся наклонилась над Смолкиным. – Она недавно звонила, и я ей пообещала, что мы приедем к ней в гости втроем… с Петюней.

– Никаких мам и Петюнь! – Федор вскочил на ноги и схватил за руку Настену. – Пойдем из этого вертепа.

– Что?! – делано возмутилась Люся. – И бросишь на произвол этого мальчугана мать своего будущего ребенка?! – Она знала, что прием недозволенный, ниже пояса, но воспользовалась им, чтобы подстегнуть несчастного Смолкина к более решительным действиям.

– Мать моего ребенка?! – Смолкин притормозил у двери, и в его могучую спину, как Пятачок в Винни-Пуха, врезалась Настена. Он вытер лоб рукавом. – Об этом мы поговорим после!

– После чего, Федя? – вскинула правильные брови Люся.

Он не ответил и вышел, забрав с собой ее подругу.

Чего-то подобного она от Смолкина ожидала, еще ни один нормальный мужчина не нашел общего языка с маленьким хулиганом. В том, что Петюня был хулиганом и рос в обстановке вседозволенности, сомневаться не приходилось. Из-за этого, собственно, Люся его и выбрала. На свою голову. Она почему-то думала, что Федор сбежит один, а они с Настеной останутся и приструнят карапуза. Но получилось то, что получилось. Люся сидела напротив довольного малыша и раздумывала, что с ним делать.

Представление о детях она имела смутное. Слышала, что с ними нужно играть и нельзя сюсюкать. Или с этим можно? По всей видимости, с Петюней сюсюкали родители. Эллочка вряд ли стала бы возиться с ним. А ей, Людмиле, придется. Она подошла к окну и увидела, как через двор широкими шагами шел Смолкин, все так же крепко держа за руку Настену. Скорее всего, они направлялись в ближайшее кафе. Ничего, поест, подобреет, вернется.

А если не вернется? Он же кричал, что собирается с ней развестись. Вряд ли стоит принимать это за крик души. Какой муж не кричит своей жене об этом?! А какая жена не повторяет нечто подобное своему мужу?! И сколько раз на дню! Впрочем, она-то знала, что рано или поздно разводиться придется. Да и хорошо, что рано. Чем быстрее, тем лучше. Но вот достаточно ли прочувствовал Смолкин всю глубину своих чувств к Настене? Люся поглядела, как они скрываются за поворотом, и вздохнула. Она вряд ли что исправит, времени уже не остается, Федор доведен до предела. За этим пределом – мокруха. Он ее просто-напросто убьет. Люська – последняя капля в его холостяцкой жизни.

Как же хочется, чтобы у подруги все было хорошо! Настена доверчивая и наивная. Таких, наверное, больше не найти. Глупый Смолкин, неужели он не догадался, что это и есть его единственная половинка, с которой он станет полноценным мужиком?!

От переживаний и дум ее отвлек звук раздираемой бумаги. Малыш! Она про него совсем забыла. Но тот не стал о себе напоминать. Он прокрался к тумбочке, на которой лежал толстый кожаный портфель журналиста Смолкина, битком набитый всякими документами. Предполагать, что мальчуган станет мирно взирать на бумажки, было бы противоестественно. Петюня выудил половину, уселся на ковер и принялся методично рвать документы на мелкие клочки.