Женись на мне, дурачок!

Наконец из темноты выступила странная процессия — несколько стражников привели закованного в цепи молодого хана. Он немного помят и поцарапан, простая рубаха разорвана до пояса, но идет, гордо запрокинув перемазанное подсохшей кровью лицо. А следом в таких же цепях ведут бледного и трясущегося фаворита ханши Зайзира, бывшего раньше Ахтархоном.

— Узники! — выступив на пару шагов вперед, строго произнес Каджимин. — Я знаю, что среди вас есть и честные останцы. Но обращаюсь сейчас не к ним. Я хочу, чтобы откликнулся кто-нибудь из этавирских магов. И не нужно думать, что я не смогу сам определить этого человека. Сейчас мне важно, чтобы маг признался сам. Потому что я намерен ему предложить роль посредника между ханом и королем. Вернее, хан желает, чтобы маг послал королю от него ультиматум… с магическим вестником.

Я слушаю его и внимательно наблюдаю за саркастической усмешкой, блуждающей по лицу Шаурсияра. Впрочем, не одному мне уже ясно, что когда Каджимин говорит про хана, то имеет в виду вовсе не сына Саялат. Вот только непонятно, зачем завоеватели его привели, неужели считают, что зрелище закованного в цепи Шаурсияра так впечатлит магов?

— А чтобы господа маги могли убедиться в серьезности намерений хана, он готов вернуть королю Торрелю сбежавшего из рудников Этавира опасного преступника Ахтархона Тайяни… но только в упокоенном состоянии.

Ахтархон взвыл дурниной и попытался скрыться за спиной Шаурсияра… однако не успел. Арбалетный болт, точная копия того, что унес жизнь старой ханши, в тот самый миг, как прозвучали последние слова приговора, пронзил его висок. На этот раз я ждал чего-то похожего и потому сумел проследить, откуда прилетела смерть.

Вот только опять никого в том месте не увидал.

Разве что тьма показалась чуть гуще, чем в других углах двора, скудно освещенного редкими факелами, специально расположенными так, чтобы свет падал лишь в сторону шеренги узников.

Громко вскрикнув, рухнула на камни Саялат, и стоявшие рядом Рашат и Хенрик немедленно склонились к ней, не обращая внимания на дрогнувшие в руках стражников арбалеты.

Но получить приказ стрелять стражи не успели. Невысокая белоголовая женщина, выступившая из строя на другом конце шеренги, привлекла всеобщее внимание.

— Я могу послать королю Торрелю Дортеону Этавиру магическим вестником ваше сообщение, — произнесла звонко, и ее холодный официальный голос прозвучал с насмешливым достоинством.

— Стой там. Тебе принесут свиток, — сверля Клариссу подозрительным взглядом, откликнулся Каджимин и махнул кому-то невидимому рукой.

И снова мы терпеливо ждем, пока объявленный ультиматум принесут в серебряной шкатулке два хмурых старших советника. А Кларисса ловко уменьшает торжественно поданный ей свиток и щелчком пальца отправляет в Этавир.

— Вряд ли король не спит в такое время, — насмешливо ухмыляется магиня прямо в лицо стоящему перед ней советнику. — Скорее всего, придется вам подождать ответа до утра.

— Ничего, зато с вами за компанию! — невесело шутит тот, и все снова замирают, не получив от Каджимина никаких новых инструкций.

У меня уже начали затекать ноги и от камней ограды застыла спина, но рассвет еще не близок, а вести нас обратно в тюрьму никто почему-то не собирается. Неужели действительно решили ждать здесь ответа Торреля?

Нет, в то, что ему не доставят ультиматум немедленно, я даже на минуту не поверю. Не такой формалист наш король, да и маги, его окружающие, всегда сумеют отличить важное сообщение от ерунды. Тем более ультиматум, касающийся жизней его подданных. Ибо ничем другим не мог самозванец шантажировать Торреля, а в том, что это грубый шантаж, я и секунды не сомневался. Хватило наглядной демонстрации участи Ахтархона. Разумеется, он был наглец, подлец и грубиян. Но убивать за такое даже по понятиям ханства чересчур.

Значит, были еще причины, скрытые пока от моего понимания, но не менее веские, чтобы устроить показательную казнь именно любимчику ханши. И навскидку приходит на ум всего три — отомстить ханше, самому Ахтархону или навсегда заставить его, как и Дамиру, замолчать… Хотя на самом деле вполне может быть и четвертая.

— Что-то он слишком нервничает, — прислонившись ко мне словно в изнеможении, шепнул еле слышно Хенрик, и я внимательнее присмотрелся к Каджимину.

Да нет… если не знать про способность мага чувствовать эмоции, никогда бы не заподозрил ничего такого. Стоит, как часовой у дверей арсенала, чуть расставив ноги для устойчивости и, положив руку на рукоять ятагана, невозмутимыми щелочками глаз наблюдает за толпой измученных людей, выстроенных перед ним.

Сияющий нежно-голубым магическим светом шарик так внезапно повис перед лицом Каджимина, что даже я невольно дернулся, а он лишь крепче сжал рукоять оружия и что-то тихо сказал маявшимся неподалеку коллегам. Они поднесли к вестнику серебряную шкатулку, и в нее упал свиток, перевитый шнурком с королевской печатью.

Шкатулку немедленно утащили куда-то в темноту, и нам осталось лишь терпеливо ожидать решения своей участи.