Женись на мне снова

Парализованный гневом и страхом перед тем, во что могла бы вылиться его вспышка, Энцо все еще стоял на том самом месте, когда из-за открытой двери послышался голос Анны, находившейся в соседней комнате. Не склонная обычно вмешиваться в дела других, но на сей раз слишком взволнованная происходящим, она изменила своему правилу.

— Прости меня, сын, — заговорила она дрожащим от волнения голосом. — Я невольно подслушала твой разговор с Лаурой. Я знаю, что ты не веришь в предчувствия, но умоляю тебя выполнить мою просьбу. Я убеждена, что случится нечто ужасное, если ты сейчас же не побежишь за ней…

Никогда прежде не принимавший всерьез предчувствия матери и относившийся с недоверием к ее проницательности, Энцо внезапно внял ее словам. Оторвав свой страдающий взгляд от встревоженных глаз матери, он бросился искать гордую американку, которую полюбил.

* * *

Спотыкаясь, Лаура миновала сад и оказалась на усыпанной гравием дорожке, которая вела к конюшне. Едва различимая без огней, она смутно вырисовывалась впереди. Лауру тянуло туда словно магнитом. На какой-то миг в ее памяти возникло путешествие в прошлое, совершенное под присмотром Алисы Кидвелл, воспоминание словно обожгло ее. «Нет. Туда не надо ходить, — подумала она. — Это слишком опасно!»

Но пути назад уже не было. Прежде чем она полностью разобралась в том, что происходит, в ушах раздался знакомый звон. Как и тогда, на выставке в Институте искусств, где она впервые увидела портрет эпохи Ренессанса, сад и постройки, примыкающие к усадьбе Росси, казалось, рассыпались на множество сверкающих фрагментов.

Когда головокружение прошло, конюшня вновь возникла перед ее глазами — на совесть выстроенная из камня, она, как ни странно, казалась более новой. Вьющиеся растения, покрывавшие стены, исчезли. Некоторые из строений по соседству тоже сгинули без следа. Как зачарованная, она взглянула на рукава, вздрогнула и осмотрела остальную одежду. Ее наряд, как оказалось, изменился тоже. Вместо цветастой шелковой юбки и розового свитера на ней было глухое темно-зеленое бархатное платье. Его подол едва не касался грязной дорожки, которая тоже стала другой под ее ногами.

Осознание свершившегося пронзило ее внезапно. Ей стало ясно, что она вовсе не Лаура уже, а молодая женщина по имени Рафаэлла, прожившая всю жизнь в Италии и только смутно слышавшая о новой земле за океаном. Она шла к конюшне… чтобы взглянуть на… жеребенка своей любимой кобылы.

Ступив в темную конюшню, она почуяла острый запах конского пота, смешанный с ароматом свежескошенного сена, услышала фырканье кобылы, обнюхивавшей своего еле стоящего на слабых ножках отпрыска. А секундой позже сердце бешено заколотилось в груди — ее схватили сильные мужские руки, зажав рот ладонью.

Был ли напавший на нее грабителем, покусившимся на собственность Росси? Или так решил пошутить Винченцо Учелли, пылкий, темноглазый кузен, с которым она обвенчалась несколько месяцев назад? Он должен был вот-вот вернуться из Флоренции, куда уехал по делам, связанным с поместьем.

Она молилась изо всех сил, чтобы это оказался он.

— Винченцо, пожалуйста… ты делаешь мне больно! — возмутилась она.

Она поняла свою ошибку, когда заметила возле лодыжек полосу ярко-красной материи. Невероятно, но ее насильник был не кто иной, как зловещий двойник Винченцо, его брат кардинал Джулио Учелли, князь церкви, претендующий на богатство своего брата.

— Нет, не он… я, — произнес он с легкой угрозой. — Ты разочарована?

Вот уже несколько недель он досаждал ей частыми визитами, а особенно зачастил в последнее время, после отъезда брата. Его любезность стала походить на ухаживание. И это ее все больше и больше беспокоило. Последний раз, когда они были одни в саду, он имел дерзость спросить ее, беременна ли она.

Из уважения к его сану она сдержалась и ответила, что нет. Хорошо зная, что Винченцо последний потомок по мужской линии и отчаянно желает иметь наследника, она напрасно надеялась обрадовать его долгожданной новостью. Она могла утешить его по возвращении только тем, что им рано терять надежду.

— Ваше… преосвященство, — запинаясь, проговорила она, когда Джулио несколько ослабил хватку. — Не понимаю… что вы хотите от меня.

— Неужели? Я думаю, ты все прекрасно понимаешь, Рафаэлла.

Небрежно, не пуская в ход всю свою силу, Джулио повернул ее лицом к себе. Вожделение, обычно прятавшееся в тайниках души, явственно читалось в его взоре.

— Пожалуйста, — взмолилась она, чувствуя, как леденящий страх подступает к горлу. — Пустите меня! Вы же слуга Господа. А я жена вашего брата. Для нас обоих это большой грех.

Негодяй ответил улыбкой, которая получилась кривой из-за шрама на левой щеке, полученного в детстве.

— Почему это Винченцо должно достаться все — твоя любовь, отцовство, а мне только молитвы да пост? — возразил он. — Мы же с ним две стороны одной монеты. Он старше меня всего на несколько минут.

* * *