Женить чудовище

– Нет, всякую гадость мы брать не будем. – Я делаю строгое лицо. – В сосиски добавляют черти что – у вас может быть аллергия. – Я перевожу взгляд на стойку с макаронами. – Лучше мы приготовим пасту и гуляш. Все будет натуральное и вкусное.

Я подцепляю со стойки несколько пачек рожков и складываю в корзинку.

– Ненавижу гуляш! – шипит Паша. – Купите сосиски, пожалуйста. Мы маме ничего не скажем, клянусь!

Он заговорщицки подмигивает и брякает пачку сосисок в корзину.

– Даже не уговаривай! – Я невозмутимо вынимаю сосиски и вручаю ему. – Верни их на место.

– Купите! – Глаза Паши сужаются от злости. – Что вы противная такая? Я же по-хорошему прошу.

– Но я не могу, – пытаюсь объяснить я. – Я не хочу ссориться с твоей мамой, выслушивать от нее всякое. Так что извини, сосисок не будет.

– Тогда я сам их возьму, – угрожает Паша.

– У тебя есть деньги?

– Нет. – Паша задирает футболку и затыкает пачку сосисок за пояс шорт.

Я даже глазам не верю.

– Ты что делаешь?

Он самодовольно ухмыляется и опускает футболку, расправляет ее заляпанный чем-то оранжевым низ. Сосиски образуют странный бугор у него на животе, но Пашу это, похоже, не смущает.

Я чувствую тревогу, невольно оглядываюсь по сторонам: не видит ли кто моего педагогического позора.

– Паша, так нельзя! Немедленно верни сосиски на место.

– И не подумаю, – бухтит он. – Либо вы мне их купите, либо я унесу их так, бесплатно.

– Паша! – рычу я.

Он показывает мне язык, а потом чуть пританцовывает, чтобы позлить.

Я ставлю корзинку с будущими покупками на пол и кидаюсь к нему. Паша бросается наутек, бежит вдоль рядов с противным хихиканьем. Вот же вздорный мальчишка!

– Паша, стой! – Я пускаюсь вдогонку за сыном подруги, как какая-нибудь сумасшедшая тетка. Навстречу, как назло, попадается шумная стайка покупателей. Пока я протискиваюсь сквозь нее, Паша успевает свернуть в неизвестном направлении.

– Твою мать! – вырывается у меня.

Я заглядываю то в один торговый ряд, то в другой, но Пашу не вижу. Господи, а если его скрутит охрана, как потом перед Сонькой оправдываться?

– Паша! – в отчаянии кричу я. – Пашенька, вернись – я куплю сосиски!

Паша не отзывается. Зато я вдруг замечаю отставшую от нас Машу. Она стоит у стойки с молочными продуктами и что-то пьет через трубочку из маленькой коробки. Я сворачиваю к ней:

– Эй, ты что делаешь?

Маша выпускает изо рта трубочку и смотрит вопросительно. Я показываю на коробку:

– Что это у тебя?

– Молочный коктейль, – с невозмутимым видом поясняет она. – А что?

– Ты где его взяла?

– Вот тут, – Машка показывает пальцем на рядок этих самых коктейлей. – Тут еще и банановый есть, но мне клубничный больше нравится.

– Маша, его сначала нужно оплатить и только потом пить.

– Ой, да ладно вам! – хмыкает Маша и трясет коробочкой, проверяя, есть там еще что-то или нет. – Коробка осталась, значит оплатим.

Маша всучивает пустую коробку мне.

– Да вы не бойтесь, кассирша не будет ругаться, – уверяет Маша. – Мы так с Пашей тыщу раз делали.

Я замечаю в другой ее руке какой-то фантик.

– А там у тебя что?

– Это от сырка, – Машка с гордым видом демонстрирует мне блестящую обертку.

– Ты еще и сырок съела?

– Два, – говорит Маша и выуживает из кармана шорт еще один фантик.

– Маша, но так нельзя! Ты практически украла эти сырки.

Она насупливается.

– Ничего я не крала. Я просто очень проголодалась. И вы же заплатите.

Она протягивает обертки мне. Я делаю шаг назад и с укором качаю головой. Конечно, я все оплачу, но надо хоть немного проучить Машу за такую выходку.

– Не заплатите? – уточняет Маша без какой-либо тревоги. – Ну и ладно.

Она присаживается на корточки и запихивает обертки под стойку с продуктами.

– Маша!

– Все равно никто не видел, – беспечно заявляет она, поднимаясь.

– Маша, так нельзя. Это неправильно, – я опускаюсь на корточки и шарю под стойкой. Обертки как сквозь землю провалились.

Мне приходится опуститься на четвереньки, чтобы заглянуть под стойку.

– Танчик, ты опять играешь в собачку? – раздается надо мной веселый голос Кузнецова. – И народ вокруг, как я понимаю, тебя не смущает.

Я, кажется, краснею и сама собой переключаюсь в режим злобного шипения.

– Василий, мне сейчас не до шуток. Лучше помогите.

– А что случилось? – не понимает он.

– Дети пытаются свести меня с ума. Паша куда-то убежал, а Маша слопала два сырка и затолкала обертки под стойку.

– Ну и пусть себе лежат! – Он смотрит на меня с недоумением. – Чего ты так разволновалась?

– Что значит – пусть лежат? Воровать совершенно недопустимо! – Я злобно сверкаю глазами, чтобы смысл моих слов дошел до Кузнецова быстрей. – Мы должны оплатить эти сырки любой ценой.

Мой сердитый вид производит эффект. Василий со вздохом опускается на колени рядом со мной, запускает руку под стойку.

– Сырки говоришь? – уточняет он. – Я их тоже люблю. Особенно со сгущенкой.

Он выуживает из-под стойки целый ворох оберток. – Так, что тут у нас? Трубочка с кремом…

– Это не мое! – с тревогой восклицает Маша.

– Еще два пончика, шоколад «Алешка», – Кузнецов перебирает обертки с заметным интересом. – Конфета «Мишкин домик».

– И это не мое! – бурчит Маша.