Женить нельзя помиловать

— Лучше не надо, — замахал руками Шлема. — Там пилозубы косяками ходят. Оглянуться не успеешь — до костей обглодают.

Да уж, это верно. Пилозуб — рыбка хоть и небольшая, но жуткая: не плавает — летает со свистом, пасть открывает почти под прямым углом, а в пасти-зубки в шесть рядов. Да еще и плавает, как правильно заметил Шлема, исключительно косяками. В Лоране, куда меня как-то занесла нелегкая, пилозубов во время Божьего суда используют: переплывет подозреваемый в преступлении узкую лагуну — никто ему слова худого не скажет. Но то ли и вправду все испытуемые виноваты были, то ли богам они чем-то сильно не нравились, а я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них испытание то выдержал…

Видимо, Римбольд, хоть и не был в Лоране, о пилозубах слышал. Или просто понял, что от рыбки с таким многообещающим названием хорошего ждать не приходится. Как бы там ни было, но до конца рассказа лепрехуна он был нем, как покойник.

— О чем бишь я? Ах да, о мече, — продолжал Шлема. — В мечах я ничего не понимал, но этот меч был безумно красив и дорог даже на первый взгляд. В его навершие был вделан крупный рубин, а сама рукоять инкрустирована золотом и костью слонопотама. Ножны тоже были мечу под стать — бархат, золото, самоцветы… Одним словом, меч стоил целое состояние.

«Надо будет завтра же вознести благодарственную молитву духу усопшего родственника, — подумал я. — А меч — продать и…» Но тут я понял, что расстаться с чудесным мечом выше моих сил. Наоборот, сам последние штаны продам, только бы им владеть. «Повешу на ковер у себя в кабинете», — наконец решил я и вскрыл письмо.

«Дорогой Шлема! — писал дядюшка. — Ты, должно быть, удивлен моему подарку? Я и сам, признаться, удивился, когда понял, что из всех моих обожаемых родственничков оставить Меч-Закладенец могу только тебе. Как ты знаешь, мой мальчик, я очень богат, но здоровье за гольд не купишь. Не так давно я узнал, что неизлечимо болен и жить мне осталось, в лучшем случае, пару месяцев. К сожалению, узнал об этом не только я. Ты бы видел их, мой мальчик, этих алчных существ, моих родственников! Как падальщики с горящими алчностью глазами, они наводнили мой дом и принялись делить мое имущество еще до того, как закрылись мои глаза! Ты один, Шлема, не стал отравлять последние минуты старика на этой земле, и за это я решил тебя наградить.

Ты, должно быть, уже видел меч. Красивая штучка, правда? И сама мысль расстаться с ней кажется тебе кощунственней куска свинины на обед? Успокойся, так и должно быть. Меч этот волшебный, и он достался мне… впрочем, какая разница, как он мне достался? Главное, что отныне он твой, и если ты сумеешь превозмочь его чары, то очень скоро сравнишься со мной достатком, а эти паразиты пусть кусают локти!

Итак, повесь ножны от меча где-нибудь в укромном месте, а сам меч отнеси к любому богатому ростовщику и заложи. Не беспокойся, что продешевишь: чары меча столь сильны, что ростовщик обязательно даст тебе, не торгуясь, хорошие деньги. Придя домой, ты обнаружишь, что меч преспокойно висит в ножнах, там, где ты их оставил, а ростовщик и любой другой, кто видел его, навсегда забыли о нем и о тебе. Кстати, не удивляйся, что меч будет выглядеть совершенно по-другому, таково еще одно его свойство. Вряд ли кто-нибудь, кроме мага, который его создал, и первого ростовщика, которому он его заложил, видел истинный облик этого оружия. Ну да это дело десятое!

Итак, запомни четыре правила, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах.

1. Не закладывай меч два раза подряд у одного и того же ростовщика, иначе сам факт залога не сотрется из его памяти и расходных книг.

2. Меч можно только заложить. Продай его — и больше ты его не увидишь.

3. Не вздумай заложить меч вместе с ножнами, иначе ему некуда будет возвращаться.

4. Не увлекайся. Меч может оказаться пострашнее любой дурь-травы.

Теперь ты знаешь все. Прощай же и вспоминай хоть иногда в своих молитвах старого дядюшку Самуила».

— И вы тут же побежали в ломбард? — спросила Глори. Лепрехун покачал головой:

— Стыдно сказать, но поначалу я не поверил дяде, который всегда слыл в семье чудаком и выдумщиком. К тому же по своей природе я никогда не был авантюристом, а дела мои в тот момент шли неплохо, и я не испытывал острой потребности в деньгах. Поэтому я повесил меч на стену в своем кабинете и каждый вечер любовался им, сидя в кресле и покуривая трубку.

Идиллия закончилась где-то через пару месяцев: банк, в котором работал мой отец, лопнул, все служащие оказались на улице. Семье нужно было помочь, а моя маленькая цирюльня, разумеется, не могла всех прокормить. Так что я поохал, повздыхал и понес дядин меч в ломбард.

— В ножнах? — уточнил Бон.

— Нет. И вы будете смеяться, но вовсе не из-за предостережения дяди. Просто к тому моменту я так привык к мечу, что решил выкупить его при первой же возможности. А ножны, одиноко висящие на стене, служили бы мне постоянным напоминанием.