- Госпожа де Нериньяк, вы ведь внучка маршала Шамбора? – спросил он у Жийоны.
- Да, ваше высочество, - кивнула Жийона, - верно. Вы были знакомы?
- К моему удовольствию, - кивнул принц. – Это был выдающийся человек, и военный тоже выдающийся.
- О, благодарю. Рада, что вы о нём так думаете, - надо же, госпожа Жийона умеет улыбаться!
Тем временем три девицы Мадлен подбежали, обступили её с боков и сзади и настороженно глядели на принца.
- Здравствуйте, милые барышни, - поклонился им принц.
Девицы встали, как подобает, и произнесли положенные слова приветствия. И после чего уже все просто пошли в дом, а там госпожа Симона командовала сервировкой стола к обеду.
- А давайте переоденемся к обеду, раз у нас гость, - заговорщически прошептала королева Маргарита.
Жийона усмехнулась, а Мадлен задумалась – правда переодеться, что ли? Хотя бы в старое придворное платье, которое с негодованием отвергла её высочество Катрин? Оно тёмно-бордовое, и не такое торжественное, как платье от той же принцессы, и принцесса потом наотрез отказалась принять его обратно, сказав, что это подарок, и точка.
Мадлен поднялась на третий этаж и передала девочек в руки Николь и Луизы - с наказом тоже переодеть их к обеду. Они с утра и по полу ползали, и на улице падали то на землю, то в траву, в таком виде за стол нельзя. А потом позвала Одиль – помочь переодеться ей самой.
- Кто ж это вас надоумил-то, неужели его преосвящество, буду поминать его в своих молитвах, - ворчала Одиль.
- Он пригласил гостя, и её величество сказала – всем переодеться к обеду, - пожала плечами Мадлен.
- Если даже и так, - не стала спорить Одиль. – Её я тоже помяну.
Платье хорошо лежало в сундуке, и было переложено льняными вышитыми мешочками с ароматными травами – ещё прошлым летом матушка присылала из Саважа. Там они растут в горных долинах над замком, и в начале лета, когда горные луга цветут, их нужно собирать – на целый год вперёд, чтобы переложить постель, скатерти с салфетками и одежду.
Было время, Мадлен тоже ходила собирать травы – и ароматные, и лечебные, в горах хватало всяких. Её острый нюх позволял найти всё нужное быстро, поэтому в тёплые летние деньки можно было совершенно спокойно сбежать от домашних обязанностей. Конечно, графских дочерей никто не отпускал в лес и горы в одиночку – всегда с ними шёл кто-то из старшей прислуги и люди отца. Мадлен обычно сопровождал Робер – парень на пару лет постарше её самой, младший сын младшего сына, которому ничего не светило в родном доме, и его отдали в учение, а потом и на службу к графу Саважу. Он был темноволос и пронзительно зеленоглаз, и всё время смеялся, он не был магом, но лучше всех фехтовал и метко стрелял. О нет, он не позволял себе ничего по отношению к Мадлен, но его взгляд служил ей своего рода дополнительной защитой и опорой, а его рука была рядом на горной тропинке или на крутой лестнице. Он неплохо играл на гитаре и пел – было, у кого поучиться, и всегда смотрел на Мадлен поверх корпуса инструмента – глаза его сияли, и казалось, что поёт он для неё. Впрочем, может быть, так и было. На её свадьбе он был мрачен, но не сказал ни слова – наверное, думал о том, что не может предложить ей ничего, поскольку Ангерран де Кресси всё же был старшим в роду, и сын его, если родится, тоже будет старшим в роду.
Мечтала ли Мадлен о нём? Наверное, это называется так. Но – только лишь мечтала, робко и несмело.
А потом Жанно рассказал, что Робер погиб, защищая отца – в той же засаде, где оборвалась жизнь графа Саважа. И добавил, что они с Ли, Анри и Орельеном отомстили за всех погибших. Да, всё правильно, но…
Сейчас же Мадлен с удивлением поняла, что какое-то схожее с тем, давним, ощущение она поймала в обществе хромого принца – когда он не пожирал её глазами и не нюхал её рук, а просто был рядом. Например, говорил с кем-нибудь на том злосчастном празднике у Вьевиллей, держа её руку, или – когда запускал в ночное небо огни фейерверка. Рядом с ним было спокойно – как с Робером или как с Жанно. И наверное, враги разбегаются от одного его имени…
От де Кресси враги не разбегались. Да серьёзных врагов там и не было, потому что они слишком незначительны сами по себе, а если и пытаются куда-нибудь пробиться, то всем им, кроме, разве что, Жан-Люка, недостаёт силы. Уверенности, напора. Это дома Ангерран мог орать, что при дворе все сплошь дураки и трусы, а когда случалось бывать во дворце – то вёл себя тише воды, ниже травы. И когда однажды, вскоре после свадьбы, с Мадлен заговорил кто-то из приближённых короля, и она ответила, и даже улыбнулась, то во дворце Ангерран стелился перед тем человеком низко-низко, а дома надавал ей пощёчин. Потому что – нечего разговаривать с чужими мужчинами. И потом вообще не брал её ко двору, а потом она понесла, и все надеялись на сына… но родилась Аделин. Здоровой дочери оказалось недостаточно – как же, нужен наследник! А ты, мил друг, вообще смотрел, кого брал в жёны – не зря у Мадлен пять сестёр, и у матушки их было тоже не то пять, не то шесть, и у бабушки. Но доводы рассудка оказались не для Ангеррана.