Женитьба Кевонгов

Это было весной, незадолго до ее отъезда. Чочуна в упор смотрел на нее. И то ли сила такая была в его взгляде, Софья Андреевна не сумела отвести глаза. Она прервала рассказ, белое лицо ее словно осветило заходящим солнцем, и — это видели ученики — на красивой длинной шее забилась невидная ранее жилка.

А Чочупа цепко удерживал взгляд Софьи Андреевны и, сам наливаясь необычным волнением, весь подался вперед. Дети смущенно переглядывались…

Весь остаток дня Чочуна ходил в каком-то странном состоянии, когда не чуешь ни ног под собой, ни комариных укусов.

Едва закатное солнце ударило лучами в бревенчатые стены изб, сделав их теплыми и будто мягкими на ощупь, Чочуна прокрался в палисадник и, пригибаясь, чтоб не поцарапать лицо о кривые ветки низкой березы, заглянул в окно. Софья Андреевна в чем-то белом лежала на постели. И, облокотись о большую подушку, читала. Прорвавшиеся сквозь окно лучи осветили ее шею, тонкие пальцы, держащие книгу. У Чочуны перехватило дыхание. «Оторвись от книги, оторвись», — просили пересохшие губы. Но Софья Андреевна, казалось, жила совсем другой жизнью, далекой, непонятной. Чочуна озлился, будто его обманули, будто ради потехи нагишом выставили перед народом. Он отпрянул от окна.

ГЛАВА V

Уехала Софья Андреевна из Нельмы в начале лета в пору цветения морошки, когда болотистые поляны сплошь покрыты белыми, похожими на мотыльки, цветами. Чочуна в последнее время и сам подумывал о городе. Нет, не гимназия привлекала его. Софья Андреевна… Она теперь ни днем, ни ночью не отпускала…

Уехал и Чочуна в город. У Сапрона четверо детей. Ютились все в небольшой комнатенке в бараке портовых рабочих. Чочуна спал под столом на кухне — другого места ему не нашлось.

Сразу же по приезде ринулся на поиски. Бродил по городу, останавливал редких извозчиков — спрашивал, не знает ли кто Софью Андреевну, учительницу. Она почти год жила в таежной Нельме. Говорят, дочь большого начальника.

— Кого? — переспросил извозчик, русский седоусый старичок. — Садись, подвезу.

Кривая, пыльная улица разделяла ряды одноэтажных бараков и двухэтажных домов. Кое-где торчали одинокие, объеденные лошадьми, полуживые деревья. Иногда попадались дворы, где за аккуратным штакетником зеленел кустарник.

Бричка долго колесила, подпрыгивая по немощеной улице. Наконец остановилась. За высоким дощатым забором поднимался стройный ряд белоствольных берез, сквозь густую листву которых коричневыми пятнами пробивалась крашеная крыша особняка. За березовым рядом — кустарник, подстриженный до неправдоподобия ровно. Широкую покрытую речной галькой дорожку, ведущую к подъезду, подметал высокий мужик — серая рубаха подпоясана витым ременным поясом, окладистая борода подстрижена так же неправдоподобно аккуратно, как и кустарник за березовым рядом.

Дворник отвлекся от своего занятия, пристально взглянул на парня:

— Шо тебе?

— Позовите Софью Андреевну, — попросил Чочуна.

— Кого? — Дворник направился к нему, держа метлу так, словно собирался ударить.

— Софью Андреевну. Учительницу. Дочь начальника.

— Какую тебе дочь? Какую Софью Андреевну?

Дворник вышел за калитку.

— Дочь большого начальника. Учительница. Она была у нас в Нельме, — умоляюще объяснял Чочуна, ожидая, что дворник сейчас же пойдет за Софьей Андреевной.

— А ну! — вдруг грозно закричал тот. — Брысь отсюда, не то голову сверну! Дикарь! — и поднял метлу.

— Эй, не дури! — закричал извозчик. — К тебе по делу обращаются, а ты зверем.

— Никакого нет дела! Вон, говорят!

— Садись, парень, — сочувственно сказал извозчик.

Оскорбленный, юноша отступил, не сводя с бородача ненавидящих, налитых кровью глаз.

ГЛАВА VI

Чочуна утерял всякий интерес к городу и как-то, уныло бродя по улицам, оказался в порту.

Грузчики таскали соль — отсюда она пойдет во все уголки Якутии.

Брезентовые куртки отсырели от пота, соль просачивалась сквозь них и разъедала спину. К середине дня Сапрон едва держался на ногах. Его молча обходили. Грузчики обычно не прощают, если кто-то сделает меньше заходов. Перекур — отдыхают все. Работа — все работают. Никто никого не обгоняет, никто не должен пропускать свой черед.

Размеренно-удручающий ритм был взорван криком:

— Товарищи! Товарищи!

Люди остановились. Их усталый безразличный взгляд вопрошал: «Кого еще принесло?»

Какой-то коренастый русский, странно подвижный на фоне усталых грузчиков, махал руками, подзывая людей. Чочуна не расслышал, что говорил этот человек. Только разобрал отдельные слова: «прииски… расстрел».

А вечером Сапрон привел домой несколько русских. Среди них и тот, которого видел Чочуна в порту.

Сапрон прогнал домашних спать, прикрыл за ними дверь. И на кухне при свете восковой свечи они допоздна беседовали…

Люди на улицах были хмурые, взбудораженные. Кажется, сегодня никто не работал.

Чочуна быстрым шагом направился было в сторону порта. Но навстречу ему двигалась толпа. Он остановился, чтобы решить, куда дальше податься, но толпа подхватила, увлекла за собой.