Женитьба Кевонгов

В животе нещадно сосало: старейший Кевонг с утра не положил в рот ни крохи. Голова закружилась быстро — с одной маленькой чашечки. И Касказик теперь налегал на еду: сперва на строганину из поздней тощей кеты, а потом на вареную оленину.

Наскоро утолив голод, он повернулся к сыну, громко, со злостью сказал:

— Много дел! А он сидит здесь, арак пьет. Не время!

Хозяева круто обернулись. Всем сидящим в то-рафе ясно: старейший ругал не сына, а хозяев. Ругал за непочтение к великой удаче его сына. И то, что он повысил голос, восприняли как вызов.

«Горд этот старик!» — Ньолгун почтительно оглядел седую аккуратно заплетенную голову, морщинистое сухое лицо.

Чочуна рассматривал Касказика с любопытством. Он, конечно, не запомнил его: прошлогодняя встреча в Нгакс-во была короткой, да и нивхи тогда казались ему все на одно лицо. Касказик же, едва глаза привыкли к полумраку, с удивлением узнал якута. Ньолгуна Касказик припомнил сразу. И раньше случалось такое: на медвежьих торжествах откуда-то брались и китайцы, и якуты, и русские — удивляться нечему. Но ведь Ньолгун не просто приехал поглазеть. И Авонгов поит так обильно не зря. Что дальше будет?

— Много дела, а ты сидишь! — уже мягче повторил Касказик.

Вокруг наступила тишина. И жевать перестали. Лишь Музлук, согнувшись у очага, пыталась что-то делать.

— Нгафкка, что произошло? — это старейший Кевонг обращался к старейшему Авонгу.

Еще какой-то миг длилась тишина. Эмрайн сидел на черной собачьей шкуре, тяжело уронив голову на грудь, и медленно раскачивался вперед-назад. И люди даже не удивились, когда услышали глухое, горестное пение:

Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Курнг всемогущий меня не жалеет —
долгою жизнью меня наказал.
Сколько распадков, хребтов исходил я —
нет, не погиб же…
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Духи недобрые, где же вы ходите:
топкие мари, болота, озера —
где только ноги меня не носили!
Нет бы подохнуть…
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Лучше бы небо сразило стрелою,
лучше бы воды меня поглотили,
лучше бы звери меня разорвали,
лучше бы черви меня обглодали.
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Честный и добрый Кевонгов старейший,
совести жалкой мучитель моей.
Руки крепки твои, гнев непреклонен —
бей, позабыв, что тебе я ахмалк!
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Э-э-э, э-э-э, э-э, хы-хы-ы!
Бей, ненавидя меня, как собаку.
Бей, как воришку, до смерти презрев:
я потерял человека обличье.
Бей меня, бей! Если можешь — убей!

И вдруг — гром, крик, звон, вой:

Кланг-кланг! Бум-бум! Кланг-кланг!

Кланг-кланг! Бум-бум! Кланг-кланг!

В уши остро ударил звон полых металлических побрякушек — рогов. Беспрерывный угнетающий звяк-бряк перекрывался оглушительным ревом бубна. «Когда только он успел надеть свое снаряжение?» — подумал Ыкилак, раздражаясь и наливаясь злостью.

Кутан, до последнего мига сидевший незаметно в углу, словно взорвался. С грохотом прыгнул на середину то-рафа и, черный и страшный на фоне пылающего очага, извивался и подпрыгивал в дьявольском танце.

Кланг-кланг! — изогнулся, как червь.

Кланг-кланг! — прогнулся, как лук.

Бум-бум! — бубен вознесся над косматой головой!

Кланг-бум! Кланг-бум! Кланг-бум! — Кутан подпрыгивал и бил в бубен.

— Ха-а-а-й! Ха-а-а-й! — орал он, будто испугался чего-то страшного. — Ха-а-ай! Ха-а-ай!

Бум-бум-бум-бум! Бум-бум-бум-бум-бум!

Кланг-кланг-бум! Кланг-кланг-бум!

Злые духи всегда могут проникнуть в то-раф. Незаметные, невидимые, они прячутся в темных углах и ждут только случая.

Шаман прогонял их из то-рафа, чтобы не мешали связаться с духами предков — те должны посоветовать, как дальше быть.

Бум-бум! Бум-бум! Кланг!

Колокола, звякнув, замолчали. Шаман пристально посмотрел поверх головы Ыкилака, прыгнул в сторону двери, закричал:

— Фыйть! Фыйть!

Загрохотал бубном, зазвякал колоколами-побрякушками. Метнулся к очагу, победно замахал руками и тихо, равномерно стал бить по бубну мягкой, обернутой в тряпку колотушкой. Кутан очистил то-раф от духов — теперь не причинят ему зла.

Притихшая в углу Музлук облегченно вздохнула — в то-рафе теперь нет злых духов, и Кутан будет говорить с духами предков, хранителями правильных мыслей и всего доброго!