…За несколько дней до убийства я встретил Баулина на улице с двумя ребятами, которые жили у него в комнате. Я к тому времени уже был пьян. Но с Баулиным согласился выпить еще. У них была бутылка водки. Мы вошли в подъезд дома двадцать девять и там выпили…
Кто покупал водку и на чьи деньги – не помню.
Ничего о ребятах-литовцах – не знаю.
Выпивал ли с нами кто-нибудь еще – понятия не имею.
Записано с моих слов верно – свидетель Алпатов.
Андрюшин Александр (из протокола допроса):
…Я Андрюшин Александр. Мне двадцать девять лет. Я не работаю.
…Я знаю Баулина, но ничего сказать о нем не могу.
…В июне я пришел к Баулину. У него было двое ребят – приезжих из Литвы, которые были выпивши. Они угостили меня водкой. Я, конечно, выпил. Потом дал денег – купили еще вина. Затем выпили.
…Ничего о литовцах – кто они, зачем приехали, какие имели планы – знать не могу.
Записано с моих слов верно – свидетель Андрюшин.
Гусев Николай (из протокола допроса):
…Я Гусев Николай. Мне тридцать девять лет. Я не работаю.
Я знаю Баулина, потому что он мой сосед.
У Баулина были чужие ребята.
20 июня в четыре часа дня меня вызвал Баулин и велел сходить купить красненького. Дал три рубля. Я сходил.
Вино распили мы все вчетвером.
Но как зовут гостей Баулина, я не знаю. Они сами не сказали, а я не спрашивал.
Потом разошлись.
Вечером встретились на улице. Опять договорились. Выпить.
Баулин дал три рубля. Купили две бутылки вина и распили его у Баулина в комнате. Разошлись. Я еще хотел выпить, но денег нет. Пошел по соседям. Не дали. Пришел к баулинским ребятам. Дали сорок пять копеек. Я собрал пустые бутылки – семь штук, – пошел в магазин. Баулин – со мной. Мы с ним пили… Потом спал, очень крепко. Даже милиционеры, когда пришли, еле меня разбудили…
По именам я их не знаю.
Внешность их запомнил плохо. Я на них особо и не смотрел: мне-то что? Я с ними выпил – и пошел… Узнать я их, может быть, смогу.
Записано с моих слов верно – свидетель Гусев.
19. ЕВГЕНИЯ КУРБАТОВА
Девятого августа я вызвала Юрониса, чтобы допросить его и сообщить о результатах криминалистической экспертизы. Эксперт дал заключение, что их ножи не являются холодным оружием «…и относятся к хозяйственным ножам общего применения (для резки мяса, овощей, хлеба…)».
– Что же ты, Юронис, не резал своим ножом овощи или хлеб? – спросила я его, заполняя бланк «Протокола допроса несовершеннолетнего обвиняемого».
Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
– А у меня завтра день рождения…
Я отложила ручку в сторону:
– Ну что ж, поздравляю тебя. Хотя и не стоило бы…
– Я знаю, – сказал он. – Но все-таки… Правда, такое совершеннолетие не у всех бывает?
– Да, к счастью. А ты что, гордишься этим, что ли? Я что-то не пойму…
– Нет. Тоскливо мне сегодня. Поговорить совсем не с кем.
– А о чем ты хотел поговорить?
– Не знаю. Я ведь молчу все время. И думаю.
– Ну?
– У меня в Паневежисе друг был. Звали его Иван Морозов. Он в нашем доме жил. Намного он старше меня. Пять раз уже сидел, за разное – хулиганство, кражи, грабеж.
– И что?
– Он очень весело про тюрьму рассказывал, здорово.
– Похоже?
Юронис покачал головой:
– Нет. Совсем в тюрьме не так. Врал Ванька. В тюрьме люди не должны жить.
– А если эти люди убивают других людей? Где же им жить – на курорте?
Он снова покачал головой:
– Надо, чтобы не убивали.
– Но ведь ты же убил?
– Да, убил. Поэтому я в тюрьме, я понимаю. И я все время думаю о другом…
– О чем же?
– Зачем врал Ванька Морозов? Ну зачем, например, говорить, что лучше всего фраера ограбить и убить – будет наверняка молчать? Теперь-то я знаю, что с убийством в сто раз быстрее попадешь, всю милицию на ноги поднимают, как на войну… И все, что он про тюрьму рассказывал, – вранье, подлое вранье… Все, что он рассказывал…
– А он тебе рассказывал, что здесь хорошо?
– Не в этом дело. – Он досадливо махнул рукой. – Не говорил он, что здесь хорошо. Но так получалось у него, что сюда самые смелые попадают. Просто им немного не повезло. Но здесь их уважают. И среди заключенных есть свой закон.
– Ну и как, нашел ты уважение в камере? Закон воровской понравился?
– А-а, мне их уважение не нужно. Я и сам их не уважаю. Понимаете, не уважаю. Не за что уважать. Как животные: кто сильнее – тот умнее. А закона никакого воровского нет. Ерунда это, выдумки. Может, и был когда, а сейчас нет. Каждый за себя – вот и весь закон в камере…
– Тебя что, в камере не любят?
– Да нет, не в этом дело. Я еще не привык помнить, кто я такой. Я ведь относился к ним как к уголовникам, шпане. И медленно привыкаю, что я их не лучше. Они – воры, хулиганы, а я человека убил…
Я подчеркнула в бланке протокола слово «несовершеннолетнего». С завтрашнего дня он просто обвиняемый. Я сказала:
– Завтра ты пойдешь на психиатрическую экспертизу.
Он кивнул, потом сказал, криво улыбнувшись:
– В день совершеннолетия полезно узнать, сумасшедший ты или еще на что-то годишься. Это вообще не мешает. Даже тем, кто людей не убивает…
Уж не гордится ли Юронис, что он не уголовник, шпана, хулиган, что он человека убил? Что-то легко очень он эти слова повторяет…
20. АЛЬБИНАС ЮРОНИС