Жениться и обезвредить

Когда народ осознал, что бежали-то мы все, собственно, к воротам отделения, здоровый энтузиазм заметно стих. Теперь уже люди гадали, а с чего они всей толпой сюда припёрлись. Постепенно одиночные выкрики и споры стихли, резюмировав общее, удовлетворяющее всех предположение:

– Дык небось бояре государя-батюшку нашего чем-то обидели. Вот он и побег от них защиты в милиции искать. А Никита Иваныч – человек правильный! Щас от царя-кормильца заявление примет да и заступится по справедливости… Верно говорю, православные?

Ворота, как я и предполагал, были наглухо заперты. Из-за тесового забора временами мелькали лишь высокие стрелецкие шапки, дула пищалей да посверкивали начищенные бердыши. Толпа задумчиво остановилась, что делать дальше, никто не знал.

Горох, отдышавшись, бесновался у ворот, но поскольку он и без того едва шептал, то никто из наших не знал, чего ему, собственно, надо. Пришлось протискиваться вперёд, спасая положение и царский престиж…

– Открывайте, ребята, это я!

– В-вы, что-о-о ли, Ни-и-икита Ива-а-ано-вич? – раздалось из-за ворот. Ясно. Кого ещё они могли додуматься поставить на охрану, с ним же рехнёшься, пока договоришься. – А че-эго случи-илось-то?

– Стрелец Заикин! – как можно строже возвысился я. – А ну прекратить глупые расспросы! Приказываю немедленно впустить на территорию отделения меня и вашего законно избранного государя!

– Е-эсть! – гулко донеслось из-за ворот, но с осторожным уточнением: – А ежели б-бояре попрут, стре-элять ли?

– Нет, – натянуто улыбнувшись подоспевшим членам боярской думы, отрубил я. – Они просто постоят, подождут, наконец-то тесно пообщаются с электоратом. А царь хочет побеседовать со своей супругой наедине…

Горох встрепенулся было, но, поразмыслив, кивнул, одобряю его позицию. Правильно, чего раньше времени сор из избы выносить…

Ворота открылись ровно настолько, чтоб мы двое смогли поочерёдно протиснуться, и накрепко закрылись вновь.

– В-военное положе-эние, – извиняясь, пояснил Фёдор Заикин. – Ша-амаханы же!

– Угу. Разумеется, спасибо за героизм, молодцы! – Я похвалил служебное рвение наших ребят и жестом пригласил Гороха пройти в терем.

Государь то бледнел, то краснел, у него дрожали руки, и вообще чувствовалось, что человек на пределе. На крыльце нас встретила бабка, в новом сарафане, чистом платочке, с традиционным подносом с хлебом-солью.

– Откушай, царь-батюшка!

Горох страдальчески покосился на меня: типа нашли время церемонии разводить, но честно отломил кусочек и макнул в солонку. Вслед за Ягой показалась моя Олёна, стройная и красивая, в своем скромном платье. В руках она держала серебряную тарелку, на ней тридцатиграммовая рюмка водки.

– Откушай, государь! – ещё раз поклонилась наша домохозяйка. – А опосля уж и в дом заходи, чего ж на пороге стоять?

Растерявшийся царь на полуавтомате опрокинул рюмку, крякнул, замахал рукавчиком и скромно сказал:

– Спасибо.

Я было подумал, что ослышался. Горох тоже… Он нервно огляделся, зачем-то сунул палец в пустую рюмку, лизнул его, подозрительно вперился в Ягу и попробовал говорить погромче.

– А-а-а… Бе-э… Хм?! Аз, буки, веди… Иже еси на небеси… Я есть государь и самодержец… Ага! Получается-а! Голос вернулся! Вот уж спасибо так спасибо! Излечила, спасла, вернула к жизни, свет мой бабушка! – И наш восторженный царь подхватил Ягу, воодушевлённо кружа её на крылечке.

Я облегчённо вздохнул, Олёна только подмигнула мне, приложив пальчик к губам.

– Митя где? – еле слышно просигналил я.

– В баньке спрятался, – так же тихо ответила она.

– Ничего не было? А то там дьяк…

– Ни-че-го! Мы уж и сами его заметили, да поздно, бабушка твоя даже стрельцам чуть приказ не дала – пальнуть вслед, авось кто попадёт…

– А об чём это вы тут шепчетесь? – обратил внимание на наши перемигивания надёжа-государь. – Я-то вроде по делу сюда бежал… А, вспомнил! Это… короче… ну… где моя?

– Царица, что ли? – сделала непонимающее лицо бабка. – Дык посуду перемыла, в отделении убралась, а ныне в горнице наверху книгу умную читает да небось слёзы точит по тебе, чурбану бесчувственному…

У меня чуть фуражка с головы не упала. Да чтоб наша Яга такое ляпнула в глаза самому царю?! Храбра старушка, пора представлять к медали «За отвагу». Надеюсь, не посмертно…

– Лидушка-а-а! – возопил Горох, так и не найдя что ответить, и опрометью бросился в дом. Мы спокойно вошли следом. Сверху раздавался шум, взаимные рыдания, мольбы о прощении, звонкие чмоканья…

* * *

Да нормально всё, должны они были помириться, куда бы делись с подводной лодки? Я мирно сел за стол, бабка тоже присела рядом, моя ненаглядная невеста быстро накрыла всё к чаю. Разговор получился короткий, но душевный и по существу.

– А собственно, что тут у нас произошло в моё отсутствие?

– Да ничего особенного, Никитушка, – прихлёбывая чай, отозвалась бабка. – Митенька наш государыню на постель уложил, сам рядышком присел на табуреточке. Книжицу раскрыл, вопросы задавал разные, больше духовного содержания. Я-то знаю, заглядывала посмотреть из любопытства старушечьего…